Ведьмин пёс. Елена Дымченко

шире.

      – Кого ж ты, дочка, хоронить собралась?

      Обрадовавшись, что женщина продемонстрировала готовность к диалогу, Энджи приободрилась и с готовностью ответила:

      – Прабабушку мою, точнее прапрабабушку.

      Та удивленно спросила:

      – А ты чья будешь? Что-то я тебя не припомню.

      – Так Свиридова я, – ответила Энджи, но тут же сообразила, что фамилия отца ничего этой женщине не скажет. Девушка попыталась вспомнить девичью фамилию матери, но не смогла, ведь она ее никогда и не знала.

      – Ой, извините, это фамилия моего отца, а умерла прапрабабушка по матери, вот как фамилия – не знаю… – растерянно пролепетала она.

      Женщина поджала губы и одарила нежданную гостью неодобрительным взглядом:

      – Вот времена-то наступили, даже материнскую фамилию люди не знают, а что уж о дедах и прадедах говорить.

      Энджи не нашлась что возразить.

      – А в каком доме жила твоя прабабка?

      – Она не здесь жила, ее дом в лесу.

      – В лесу? – переспросила та.

      Наблюдая за стремительно менявшимся выражением лица Балашихи, Энджи поняла, что разговор закончен, и не ошиблась. Дверная щель начала быстро уменьшаться, и девушка еле успела вставить в нее ногу в кроссовке.

      – Как звали твою прабабку? – уточнила женщина, продолжая давить на дверь.

      – Прасковья, – ответила девушка и уперлась в дверное полотно рукой.

      Хозяйка дома безуспешно пыталась отделаться от нахалки и скрыться, но Энджи не намерена была отступать.

      – В чем дело? – возмущенно спросила она. – Что не так?

      – Ты, видно, совсем без мозгов, раз задаешь такие вопросы, – не сумев сбежать, Балашиха решилась продолжить разговор.

      – Это почему? – начала сердиться Энджи. – Человек умер, его надо похоронить на кладбище, – и язвительно добавила: – Или у вас так не принято?

      – Человек? – задохнулась от возмущения та. – Человека-то и похоронят по-человечески, а Прасковья твоя… – захлебнувшись приступом кашля, она не смогла закончить фразу.

      Энджи старалась подавить вновь обуявший ее приступ гнева и с нетерпением ждала, когда у «коровы» пройдет кашель, чтобы высказать все, что она о ней думает. Но женщина все кашляла и кашляла, лицо начало наливаться неестественной багровостью, глаза вылезли из орбит. Отпустив дверь, она сползла по стене и распласталась на полу. Страшная судорога пробежала по телу, и Балашиха затихла, как и гнев в душе Энджи.

      – Господи! – Девушка шагнула в коридор и приложила два пальца к шее так, как видела это в сериалах.

      Но бьющуюся жилку обнаружить не удалось, хотя она и двигала пальцы туда-сюда, пытаясь отыскать признаки жизни. Услышав шорох, Энджи подняла голову: из комнаты в коридор вышел высокий, худой старик.

      Глава 7

      – Дочка, ты здесь? – взволнованно спросил он, ощупью передвигаясь по ярко освещенному солнцем коридору.

      Энджи взглянула на лицо старика с белесыми, застывшими глазами и догадалась, что он слеп.

      – Здравствуйте, – пролепетала