Мы начинаем в конце. Крис Уитакер

Дачесс, повисшей у него на плечах, Уок вышел через заднюю дверь, во двор, где ее не могли видеть зеваки. Здесь он усадил Дачесс на землю и обнял, здесь она обозвала его ублюдком, здесь, чуть поодаль, бился в рыданиях Робин – словно миру конец.

      Мимо сновали чужие – кто в полицейской форме, кто в штатском.

      Все уже надеялись, что Дачесс затихла, – тогда-то она и высвободилась, и, согнувшись пополам, бросилась обратно в дом. Ей, ловкой и юркой, удалось проскочить, ворваться в дверь, да только за дверью открылась не кухня – потому что целый дом скукожился до одной плоскости, до одной-единственной сцены.

      Дачесс увидела маму.

      Больше она не билась, не лягалась, не исторгала ругательств. Позволила Уоку обнять себя, взять на руки и вынести из дома, как ребенка – которым и была.

      – Вы с Робином сегодня переночуете у меня, – сказал Уок.

      Считаные ярды к автомобилю показались бесконечными – их троих буравили взглядами, слепили видеокамерой. Робин накрепко вцепился Дачесс в ладонь; сама она не имела сил даже зыркнуть на какого-нибудь зеваку, не то что огрызнуться вслух. Шевельнулась штора в доме Милтона, и на мгновение их взгляды скрестились, после чего Милтона поглотила тень.

      Дачесс наклонилась за своей сумкой. Чуть ли не с удивлением увидела внутри капкейки, куклу, свечки.

      Потом пришлось долго ждать в машине. Робин не выдержал – ночные часы подмяли наконец его маленькое тело. Он заснул подле Дачесс, но метался и стонал во сне, и при каждом вскрике Дачесс гладила его вихрастую макушку.

      Наконец Уок сел за руль и медленно поехал с Айви-Ранч-роуд. Дачесс глядела в окно. Вот этот квадрат, вырезанный из ночи прожекторами, – ее дом; вот эта размытая тьма – ее жизнь.

      Часть II. Большое небо

      11

      Уок вел машину, до упора опустив оконное стекло, поджаривая локоть на солнце. Равнины были как просторная грудная клетка, что ходит ходуном – на вдохе прерия, на выдохе степь, в промежутке пастбище. С восточной стороны поблескивала река, змеилась по территории четырех штатов, прежде чем влиться в Тихий океан.

      Радио было выключено; мили полной тишины, оттененной стрекотом сверчков; да еще изредка прогрохочет добитый встречный грузовик. Водитель, непременно до пояса голый, либо опустит голову, либо уставится строго вперед – словно ему есть что скрывать. Сам Уок ехал на низкой скорости. Он уже давно толком не спал. Последнюю ночь они провели в мотеле, в двухкомнатном номере; дверь между комнатами Уок прикрыл неплотно, оставил щель. Еще в Кейп-Хейвене он предложил добираться до Монтаны самолетом, но мальчик заробел, и Уок вздохнул с облегчением – он и сам терпеть не мог летать.

      Теперь Робин и Дачесс ехали на заднем сиденье, отвернувшись друг от друга. Казалось, каждый из них видит за окном пейзаж чужой и враждебной страны. О той ночи Робин молчал. Ни Уок, ни сестра не дождались от него ни словечка. Равно как и полицейские, специально подготовленные для таких случаев. Вооруженные состраданием,