Медведь. Сергей Фокин

детей будить, в садик вести.

      Поднявшись, Виктор пошел умываться, и увидел, что ванная уже пуста, а белье сушится на балконе. Значит, уложив сыновей и мужа, Елена еще возилась по хозяйству.

      Геннадий спал без задних ног. Он даже не пошевелился, когда они вчетвером выходили на лестничную площадку.

      – Будет валяться до двенадцати, а потом соберутся у подъезда все вместе, сложатся, кто сколько принесет – и опять в магазин. – Сестра говорила без всякой злости – словно ничего особенного не видела в сложившемся положении дел.

      – На что пьют?

      – Бог их знает. Когда мой все карманы обшарит – чего найдет; когда друзья его своих родителей растрясут. По-всякому бывает.

      – Пробовала не давать?

      – Дерется он, Вить. Если долго не пьет, становится злой, как собака. Не смотри, что у него руки такие худые и сам, как хворостинка. Мне с ним не сладить: лютый очень. Я отмахиваюсь – а самой жалко. А он детей убить может под горячую руку.

      Виктор подождал, когда она отведет ребят в группу, и уже вдвоем отправились к родительскому дому.

      Здесь многое изменилось. Деревья, которые они с отцом сажали лет двадцать пять назад, подросли и затеняли двор. Бельевые площадки полностью заасфальтировали и на одной из них даже поставили какие-то горки и карусели. Правда, добрая половина всего была уже поломана. Железный грибок с проржавевший крышей сиротливо лежал возле песочницы и ждал, когда его унесут на свалку.

      Поднялись на третий этаж и остановились возле старой железной двери. Ее ставил сам отец, делая отверстия в бетоне пробойником и по микрону вгрызаясь в него заряженными в дрель сверлами. Виктор тогда помогал, чем мог, но работа была неблагодарная. Сейчас все это делается за несколько секунд перфоратором.

      Квартира встретила его унылой полутьмой: солнце появлялось в окнах только после обеда. Запах – очень насыщенный и тяжелый – был запахом старого больного человека. В нем перемешались и оттенки лекарств – карвалола, валерьянки – и еще чего-то неуловимо неприятного.

      – Нужно проветрить. – Елена откинула занавеску и открыла форточку. – Мама сильно болела последний год.

      – Что у нее было?

      – Лучше сказать, чего не было. И сердце, и почки… И нервы, конечно. Боли сильные в животе. При вскрытии врачи сказали, что, если не инсульт, все равно умерла бы от рака. Даже срок назвали – месяцев шесть.

      – Это много, если хочешь жить, – кивнул Виктор.

      – Мама уже не хотела.

      – Почему ты так думаешь?

      – Не знаю. Мы на эту тему не разговаривали, но она постоянно плакала. Как приду к ней – она в слезы.

      – Жалела?

      – Наверно. Но от ее жалости мне только хуже делалось. Самой иногда невтерпеж бывает. Тогда сюда прихожу – и реву, как корова.

      На окне остался всего один горшок – с геранью. Но растение завяло, будто о нем забыли.

      – Я поливала, – заметив взгляд брата, поспешно сказала Елена. – Но оно все равно умерло. Может быть, к маме привязалось. Такое иногда случается, как добрые люди говорят.

      Из мебели в квартире осталась