Стеклянная женщина. Кэролайн Ли

замирает в ожидании поцелуя. Нет, она не отпрянет. Нужно поцеловать его в ответ.

      Однако Йоун не останавливается в baðstofa. Он показывает ей четыре кровати – коротких, но довольно широких, чтобы в каждой поместились двое. Воздух густо пропитался дымной горечью от открытого очага. Все это знакомо Роусе, пускай здесь и не так тесно, как у них в Скаульхольте. Над головой, где она привыкла видеть пласты дерна с корнями, тянутся ряды плотно сколоченных досок, образуя потолок. Наверх ведет приставная лестница. Роуса кладет ладонь на ступеньку.

      – Убери руки! – сурово велит Йоун. – Сюда.

      Он ведет ее в просторную кухню. Роуса прежде никогда не видела кухонь. Приземистый стол, табуретка и – небывалая роскошь! – высокий каменный hlóðir для готовки вместо открытого огня. Йоун изучает ее лицо, будто выжидая чего-то, и наконец подходит ближе. На скулах у него перекатываются желваки. Он нависает над ней потной громадой.

      Роуса сглатывает.

      – Дом… очень хорош.

      – Господь вознаграждает послушных. Я всегда полагал справедливым, что почтительность заслуживает награды, а непокорность – наказания.

      У Роусы пересыхает во рту, но она не в силах удержаться от вопроса:

      – Здесь есть чердак?

      – Это наша с Пьетюром работа. Очень уж мне по душе пришелся заморский обычай строить дома в высоту. Как-то я отправился на торговом корабле в Данию, чтобы продать пару кречетов…

      – Пару? – Кречеты ценятся дороже золота.

      – За них дорого заплатили холстиной и коровами. А стоило мне увидать, какие дома строят в Дании и на Шотландских островах, я сразу понял, что мне нужен чердак. Тихое уединенное местечко.

      – Могу я на него посмотреть? На чердак?

      Йоун внезапно настораживается.

      – Он заперт.

      – Хоть одним глазком взглянуть?

      Лицо его каменеет, словно в ее просьбе есть нечто непристойное.

      – Там лежат мои бумаги и прочие личные вещи, которые женщине ни к чему.

      – Пабби научил меня грамоте. Я могу быть тебе полезна. И я никогда не видела чердаков. – Выжидающе улыбнувшись, Роуса уже поворачивается было к лестнице.

      – Стой!

      Она застывает.

      Он почесывает темную бороду и продолжает, уже мягче:

      – Библия учит нас, что жены должны повиноваться своим мужьям[14].

      – Но…

      Он вскидывает ладонь.

      – Говоришь, маме твоей стало лучше? И мясо, что я присылаю, пришлось ей по вкусу? Нет нужды снова меня благодарить. Нетрудно быть щедрым с такою послушною женою.

      Она так и раскрывает рот. Он легонько приподнимает ее подбородок, так что зубы клацают друг о друга, и холодно улыбается.

      – Сюда. – Он берет ее под руку и ведет сперва в чулан, доверху забитый бочонками со skyr, а затем в кладовую, где со стропил свисает сушеная треска. – Я научу тебя потрошить и сушить рыбу, Роуса. А покамест мы заготавливаем сено. Умеешь ты косить?

      Она кивает, вспоминая, как всхлипывает трава, когда в нее врезается лезвие косы.

      – Вот и славно, – говорит

14

Еф. 5:22.