Белая обезьяна, чёрный экран. Ольга Аникина

её пальцы принялись быстро-быстро теребить бахрому шерстяного красного шарфа. – И он заорал во весь голос, что ненавидит меня, и брата ненавидит, и отчима, и что была бы его воля, он бы всех в нашем доме перерезал.

      – Он задыхался, когда кричал?

      – Вроде бы нет, – сказала женщина. – Дышал тяжело, но спазма не было.

      – Хорошо. И вы тогда…

      – Вскочила и выбежала на улицу.

      – Испугались?

      – Очень.

      Женщина волновалась, и её даже, кажется, слегка трясло.

      – И ещё я позвонила подруге.

      – Зачем?

      – Она психиатр. Я с ней много раз обсуждала Димкино поведение. Она предложила вызвать бригаду.

      Я оторопел.

      – И вы что… вызвали?

      – А что мне оставалось? – она вдруг повысила голос. – Идти домой, где сидит человек с ножом?

      – Ребёнок с ножом, – поправил я. – Всего лишь тринадцатилетний ребёнок.

      – Знаете… – сказала она, подумав. – Ребёнок – это тот, кто был тогда у меня на руках. А в доме засел невменяемый подросток, почти мужчина, с холодным оружием.

      Я кивнул, чтобы она продолжала.

      – Так вот. Бригада приехала, и я сказала, что её вызвали соседи, услышав крики.

      – А Дима?

      – Ничего. Оделся и спокойно пошёл с ними, – мать вздохнула. – К вечеру я и сама испугалась того, что сделала. Позвонила подруге. Она сказала: дескать, если я заберу Диму в тот же день, то эффект от всего спектакля пропадёт. И посоветовала мне подержать Диму в клинике до следующей пятницы.

      – Так вы упекли своего сына в психушку? На сколько дней? – выспрашивал я, хотя это уже не имело никакого диагностического значения.

      – На пять дней, – ответила она.

      – А были ли у ваших родственников или у родственников вашего мужа какие-нибудь психические заболевания?

      – Не было.

      – Очень жаль, что не было, – сказал я. – Тогда срочно сделайте вашему ребёнку… Вашему старшему ребёнку – рентген лёгких. И томограмму. Иначе я буду считать, что в вашей семье проблемы с головой не только у вашего сына.

      . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

      – Обязательно нужно было хамить пациентке? – спросил Грачёв. – Она накатала на тебя жалобу.

      – А хоть бы и в суд подала, – сказал я. – Зато у нас на руках есть исследования, которые она никогда бы не сделала своему сыну, если бы я на неё не надавил.

      Мне было чем гордиться. На рентгенограмме и томограмме кое-что нашлось. И это кое-что полностью переворачивало картину диагноза.

      – В правом лёгком обнаружена округлая тень…

      – Скорее всего, опухоль, – сказал я. – Если бы абсцесс, в крови были бы лейкоциты.

      – То есть никакая у него не астма, – сказал Грачёв.

      – Бронхоспазмы связаны с опухолью, – предположил я.

      Грачёв выложил передо мной ещё какие-то бумаги.

      – Я тут посмотрел, чем его лечили… – он ткнул в какую-то бумажку. – Ему дали препарат с высоким содержанием гормонов. Странно, что аллерголог, который делал назначения, не поменял лечение при отсутствии эффекта.

      – Грачёв, –