Кишот. Салман Рушди

дома и вынужденная наблюдать за ночными кружениями родителей Сестра испытывала настоящее отчаяние, понимая, что никакие блестящие успехи в учебе не помогут ей выпросить у родителей такую милость, как учеба за границей. Она чувствовала себя (вполне справедливо) нелюбимым ребенком и обижалась (также справедливо) на незаслуженно больше любимого Брата, изливая и на него весь переполняющий ее, словно готовую взорваться звезду, гнев на родителей. Трещина между ними росла всю оставшуюся жизнь. Они крепко поссорились, перестали разговаривать друг с другом, разъехались по разным городам – он осел в Нью-Йорке, она (отвоевав себе право на жизнь за пределами семейной клетки) в Лондоне, – и больше никогда не встречались. Вот уже несколько десятков лет. С ними случилась драма, которой счастливым образом избежали их родители. После Великого Воссоединения Ма и Па до последнего дня прожили вместе душа в душу. Их история закончилась счастливо. Сестра же и Брат всю свою оставшуюся жизнь молча хоронили свою Утраченную Любовь.

      Семнадцать лет тому назад их мать тихо умерла во сне; ее последний день был насыщенным и радостным, она каталась на машине, навещала друзей и обедала в ресторане. Она пришла домой вечером идеального дня, легла в кровать, и ее душа отлетела в мир иной. Узнав о ее смерти, Сестра немедленно полетела домой, но когда ее самолет приземлился в Бомбее, Па, неспособный жить без Ма, был тоже мертв. На прикроватной тумбочке стояла пустая склянка из-под снотворного, а он лежал рядом в кровати, убитый ее невыносимым отсутствием в этом мире. Сестра позвонила в Нью-Йорк, чтобы сообщить брату о двойной утрате. Тогда они разговаривали друг с другом в предпоследний раз. Их следующий телефонный разговор уничтожил все родственные чувства, которые их связывали, и стал последним.

      Так все закончилось. На месте семьи ничто, пустота. Брат никогда не видел Дочь – дочь Сестры, подающего надежды фэшн-дизайнера. Сестра никогда не встречалась с Сыном, давно исчезнувшим сыном Брата. Его единственным сыном, тоже навсегда покинувшим его, исчезнувшим из жизни обоих родителей. (Теперь в его жизни появился Кишот – отец, придумавший себе сына и отыскавший путь возродить его к жизни. Вполне понятно, откуда он взял эту идею.) Временами Брату казалось, что он всю жизнь был единственным ребенком в семье. Наверняка что-то похожее чувствовала и Сестра. Вот только в глубине душе единственных в семье детей нет глубоких ран в тех местах, где должны были быть сестринские девичьи поцелуи и братские надежные объятья. Единственные в семье дети не мучаются в старости упреками со стороны своего же собственного внутреннего голоса. Как ты можешь так поступать с сестрой, она же твоя сестра, не пора ли уже все исправить, неужели ты не видишь, что ты должен сделать это? Последнее время Брат часто думал о Сестре, он думал обо всех, кого потерял, но более всего о ней, разрываясь между желанием покончить со старой ссорой и, пока не поздно, возобновить родственное общение и страхом вновь испытать на себе