Астра. Юрий Смирнов

они знают о том, нашем, свете?

      О белых улицах?

      О литстудии?

      Олимпиаде по русской литературе?

      Зато они знали всё о аде,

      Раскинувшем щупальца по ту сторону речки.

      Только войдёшь туда —

      Получишь по репе.

      Помнишь наш зимний бой

      На льду стрёмном зеленоватом?

      Как дрожали поджиги в руках?

      Как метатели арматурных копий

      Обрывали лохмотья кожи с ладоней?

      Как струна контрабаса

      Переплеталась с морозной цепью

      В смертельной страсти?

      Пешком туда не ходи.

      Не едь на автобусе

      Велосипед ненадёжно,

      Догонят – убьют,

      Разорвут на части.

      Пусть возьмёт Зверя.

      Зверь – это наш мотоцикл, общий.

      Мы уже год собираем его,

      Роемся на помойках,

      Экономим на кинотеатре,

      Точим, сверлим и фрезеруем.

      «Триста банок авиационного клея»

      (У меня не идёт из головы

      Одна твоя фраза.

      Мы обсуждали третий сезон

      «Миссис Мейзел»

      И ты сказала – с ужасом представляю,

      Что будет дальше,

      Ведь Ленни Брюс умрёт годом позже)

      В тот день я так и не переехал реку.

      Я восседал на Звере,

      Как Джеймс Дин,

      Как ассасин на тамплиере,

      В ромкиной кожаной куртке,

      В славкиных кроссах,

      С битой в подсумке

      И украденными из-под горкома

      Розами,

      Битыми нашим безумным солнцем.

      А ты прогуливалась по тому берегу,

      Брегу дикому,

      Моя бархатная, моя мятная,

      В белом платье

      И чёрных пацанских кедах.

      И пузырилась, бесновалась Лета.

      И мост горел.

      И закипал ликвор.

      И хомозоид скалился.

      И кораблик прогулочный спрятался.

      А потом – уже вместе куда-то едем.

      Загорелых рук обруч медный

      Держит и держится одновременно.

      Русское распятие

      Прибили к кресту в восемнадцать пятнадцать.

      Гриша кричал – кто заплатит мне сверхурочные.

      Бабы барачные сидели молча

      На мокром бревне,

      Тяжёлом, отечном.

      Зыркал на них сквозь бельма-очечки

      Бухгалтер артели Манассия Львович

      Из ссыльных бундовцев.

      Гоша смотрел в реку мутную,

      Пытался угадывать ходы рыбьи,

      Налимьи борозды в чёрном иле.

      Прошли на бреющем белые «илы»

      Из эскадрильи Старцева.

      Все перекрестились синхронно,

      Как в боевом танце

      Канувших в небытие гуннов.

      Лёша спросил – и долго сидеть с ним будем?

      Бригадир Тимофеев поплевал на окурок,

      Сдвинул на лоб каски орех:

      Как потемнеет, снимем придурка

      Спирта, ухи, хлеба в тряпицу

      А нам куда брать ещё один грех?

      Дай-ка ему покамест напиться.

      Хорошая точка.

      Он видит всех.

      Положение