Астра. Юрий Смирнов

Коровина,

      Он – биолог (да и этнограф) Лядов.

      Люди широких и честных взглядов,

      Они сразу же оказались в меблированных комнатах,

      Где и стали друг другу крестом и короной,

      Птицей и небом,

      Золотым самородком и кварцем.

      Он обнимал всем своим телом

      Всё её тело

      На будто бы приличном матраце,

      Он ей шептал:

      Вот в четырнадцатом я вернусь

      Из Тибета, я спущусь с Тянь-Шаня,

      Я взлечу с гор Памира орлом одноглавым

      И мы займёмся с тобою главным.

      Но сейчас мне надо увидеть

      Лошадей Пржевальского,

      Дромадеров Семёнова,

      Хамелеонов Миклухо-Маклая.

      Я буду вечно любить Вас, Аглая!

      Я буду вечно любить Вас, Николенька.

      (Хотя так надоело быть приживалкой

      В доме под чёрными клёнами)

      Потом было много всего.

      Письмо из Западной Индии.

      Письмо из Восточной Турции.

      Он не вернулся к ней в годы войны,

      Не искал её в революцию,

      Позабыл о ней в дни разрухи и голода.

      Он ещё выглядел относительно молодо

      И всё думал о продолжении рода Лядовых,

      О наследнике по мужской линии.

      Но, скорее, чтобы не тронуться разумом

      В мире боевого и трудового оргазма

      И красного кровяного инея.

      Коровина его не забыла и злилась.

      Будто жизнь у неё жизнь украла.

      Только раз, на работе,

      Поднялась из подвала,

      Выпила, крепкое чёрное закурила,

      И прочла его имя в свежих расстрельных списках.

      Тут же вспомнила, как он брал её за загривок,

      Целовал чем-то небесно-синим,

      И называл нежно крыской.

      Улетела сквозь потолок в бесконечную высь.

      И простила.

      А ему в это мгновенье

      (Чудное и остановись)

      Заменили расстрел высылкой.

      Выдох

      После тайфуна жизнь на острове слаще,

      Потому что живых стало меньше,

      И каждая песня в сжавшемся круге

      Громче,

      Каждый танец в венке

      Из убитых и раненых листьев

      Ярче.

      Помнишь Марту?

      Она не успела укрыться в землянке.

      Я увидал, как она летела

      Наперегонки с бамбуковым шпилем церкви

      И хохотала.

      Хотя это мог быть смех ветра.

      А близнецов, рыбаков, охотников на корифену,

      Помнишь?

      Вон их головы в снова тихой лагуне.

      Наши акулы по какой-то причине

      Съедают тела, но головы оставляют.

      Можно спросить у миссионера,

      Но он, к сожалению, просто исчез.

      Испарился, как влага цветка

      На рассвете.

      Будем считать – это чудо.

      Как он говорил – вознесение.

      Будем молиться его беззащитному богу.

      Наш – недостоин гимнов и плясок.

      Встающий из океана.

      Огромный.

      Сторукий, стоглазый, клыкастый.

      Он смеётся над нами.

      И убивает.

      Он дал нам рыбу, батат и кокосы.

      А теперь мы как бы платим проценты.

      А этот – жалеет.

      Гладит по голове.

      Говорит с нами, правда, со странным акцентом.

      Считает в уме.

      Остров,

      Мой остров любви,

      Оставайся спокойным.

      Передавай позывные.

      У те алофа йа те ойе фафине лаги.

      Аида

      Он подошёл к ним

      Один

      Без оружия.

      Сказал, сегодня ещё работайте,

      Этот день – мой подарок,

      А завтра здесь встанут мои люди.

      Вы уйдёте

      Или станете моими людьми.

      Или будете мясом для псов,

      Моих боевых ассирийских псов,

      Я ещё не успел их завести.

      Я вышел сегодня

      Из вавилонского плена.

      Вы всё правильно поняли?

      Верно?

      Повторить?

      Это было у входа в «Еврогриль»

      Они