Царствуй во мне. Наталья Ратобор

аговоли воли.

      И подаждь ми неизреченною благостию

      сердца очищение, уст хранение,

      правоту деяний, мудрование смиренное,

      мир помыслов, тишину душевных моих сил,

      радость духовную, любовь истинную,

      долготерпение, благость,

      кротость, веру нелицемерну,

      воздержание обдержательное и всех мя благих плодов исполни

      дарованием Святаго Твоего Духа.

Следованная Псалтырь, молитва по 17-й кафисме

      Предисловие

      Миновать суводь

      Горе миру от соблазн: нужда бо есть приити соблазном: обаче горе человеку тому, имже соблазн приходит.

(Мф. 18:7)

      Отстоящие от нас более чем на столетие превратности русских революций и Первой мировой войны: крах государственного строя великой державы, разрушение богатейшего культурно-исторического русского пространства, скомканные жизни, психические эпидемии взаимной ненависти, кровопролитная гражданская война – как это стало возможным?

      Больно прикасаться к чудовищному прошлому. Не потому ли спираль времени упорно возвращает нас в сходные обстоятельства, что урок не усвоен?

      Эта книга является попыткой обывателя вернуться в минувшие дни и заглянуть в лица нашим прадедам и прабабушкам. Их влекло потоком истории в омут – они торопили течение. Они жили своею жизнью: богохульствовали или молились, развратничали – или искренне и чисто любили, имитировали творчество или писали гениальные стихи, бездумно сибаритствовали или тяжко трудились. Каждый выбирал свое, но сложилось так, что Господь измерил своею мерою весь народ и не препятствовал движению его к погибели.

      Настала пора всем нам, а не только историкам, переосмыслив тяжкое прошлое, получить прививку от порочности, предательства, малодушия – на пользу настоящего и будущих поколений. А с другой стороны, удивиться крепкому стоянию верных. Предохранит ли это нас от роковой участи тех, кто, затянутый течением взаимной ненависти и саморазрушения, сгинул в бездонном омуте? Это зависит от нас с вами.

      Часть I

      Углебоша в пагубе

      Бог егда хочет показнити человека,

      отнимает ум.

Ипатьевская летопись

      Это жалкое, желтое тело

      Проволакиваем:

      Мы —

      – В себя —

      Во тьмы

      И в пещеры

      Безверия,—

      Не понимая,

      Что эта мистерия

      Совершается нами —

      в нас.

Андрей Белый

      Умертвите убо уды

      ваша, яже на земли,

      блуд, нечистоту,

      страсть, похоть злую

      и лихоимание, еже есть

      идолослужение,

      Ихже ради грядет

      гнев Божий

      на сыны противления

Послание св. Апостола Павла к Колоссянам 3:5–6

      Глава 1

      Подвенечное головокружение

      В квартире коллежского советника Колесникова, расположенной на Литейном проспекте, царил переполох. Ожидалось важное и радостное событие: помолвка Валерии Леонидовны, его единственной дочери, красавицы и умницы, выпускницы Мариинского училища благородных девиц. В столовой спешно расставляли приборы, на кухне источал призывные ароматы рыбный расстегай; господин Колесников прилаживал гвоздику в петлицу мундира. В уборной, а заодно и девичьей спальне, высокая и стройная до сухощавости Валерия подкалывала упавшие на плечи шелковистые пряди, отливающие медью, и раздраженно покрикивала:

      – Не те серьги, Маша! Вон бирюзовые – те, что к глазам идут. В другой шкатулке! Зачем рассыпала? Аккуратнее собирай – это драгоценности, а не навоз. Эдакая нерасторопная бестолочь.

      Горничная, из вчерашних деревенских девушек, волнуясь и поспешая, то и дело роняла предметы, опрокинула флакон дорогих духов.

      – Маша, ты совсем дура? Неделю придется спальню проветривать. А от меня будет за версту нести.

      – Ой, барышня, простите, случайно… И почти не тянет от вас – я же не на платье пролила.

      – Вовремя с пререканиями! Погоди, доложу папе – посговорчивей и порезвее наймут.

      Тем временем видный молодой обер-офицер, подпоручик Валерий Валерьянович Шевцов, недавний выпускник 1 разряда Владимирского военного училища, прибыл с букетом фиалок в собственном, хотя и не новом экипаже. Проверив в кармане сохранность бархатного футляра, он торопливо стянул перчатки с влажноватых от волнения ладоней. Ступив на скрипящий снег, задрал голову и, придерживая фуражку, пристально посмотрел на высокие окна третьего этажа.

      – Лера, Лерочка, Леруся, – пыхнув морозным