Операция МРГ. Дмитрий Витальевич Виноградов

звук путешествия на поезде. Они стучат своими ребрышками по рельсам, прессуя время и расстояние, отсекая случайные ноги и дробя камни. Туктукающий звук описан в песнях и прозе. О нем сложены саги и постулаты. Под эту музыку, нормальные люди танцуют, не нормальные спят, полунормальные спят после того как натанцевались. И только Анатолий и мама давят пироги с курагой, глядя на курицу, салями, дыню и коньяк с тремя звездами на борту. Профессор и Нинэль уже два раза чокнулись, поздравили маму с наступившим веком, и выпили за кинематограф.

      – А пока пока по камушкам, – затянула проститутка сытым и веселым голосом.

      Анатоль тайком от мамы, как бы между делом, отрезал кусок колбасы, положив на ее место четвертинку пирога. Профессор поставил перед ним стакан с алкоголем, толкнув в руку и указав глазами.

      – Толик не сметь! – Елизавета Антиповна промолчала о колбасе, но выпивку в поезде за столом с ворами и проститутками, она игнорировать не могла.

      – Для сугрева то, – профессор блеснул глазами в ее сторону, – позвольте сыну.

      – И так жарко, – женщина напомнила, что на дворе стоит лето.

      Не отрывая пунцовых глаз, мамульчик следила за руками сына, как кот за фантиком.

      – А вы художник? – вдруг спросила Нинэль Толика.

      – Нет, – удивился тот.

      – Да, – пнула его ногой под столом мама.

      – Понятно, – женщина налила себе еще грамм двадцать, – натюрморты получаются?

      – Получаются, – ответила за Толю мама, и перевела разговор в другое русло, – а вы кем работаете?

      – Секретарем, – женщина промокнула ротик скатертью.

      – Это очень ответственно, – профессор налил еще два стакана, – на брудершафт?

      – Ох вы какой, – беря стакан, проворковала Нинуля, – здесь же дети.

      Мама посмотрела на нее как кобра на зайца. Толик слегка покраснел.

      – За детей! – перехватившись руками произнес Иосиф Ильич.

      Подождав пока жидкость перельется из стакана в Нинулин рот, профессор впился в нее как пиявка. Рука проникла под футболку и легла на грудь.

      – Безобразие, – прошептала Елизавета Антиповна.

      – А может вы нас срисуете? – вдруг предложил Иосиф.

      – Нет, нет, нет, – запротестовала Нина, – меня не надо.

      – Толян, – профессор уставился мутным взором в лицо художника, – дама не уверена, что ты хорошо рисуешь.

      – Он не в форме, – мама закончила жевать, – если хотите идите в вагон ресторан, мы будем отдыхать.

      – Да мы сейчас тоже спать ляжем, – профессор положил руку на колено Нинэль, – так ведь Нинок?

      – Безобразие, – мама посмотрела на сына, – прошу освободить кровать.

      Обнявшись, пара вышла перекурить. Мама с силой ударила подушку с боку, один раз снизу. Сын снял брюки и юркнул под одеяло.

      – Обратно полетим самолетом, – решила мама, выключая свет.

      Сон так и не успел прийти, как двери снова открылись. Нинэль и Иосиф просочились в номер. Укрытый по глаза, Анатолий смотрел, как