Альдабра. Черепаха, которая любила Шекспира. Сильвана Гандольфи

жесткие губы. Это лицо показалось мне голым и старым, уязвимым.

      Когда мы шли вдоль каналов, я следила, чтобы бабушка, не дай бог, не свалилась в воду. Описывая все вокруг, я так увлеклась, что даже забыла, зачем мы ищем спокойное и открытое место.

      – Мы на очень узкой прямой улочке. Я вижу развешанные желтые простыни, красную скатерть и белую пижаму… Старушку, которая высунулась из окна и смотрит на нас… Теперь поворачиваем… Тут колодец, скамейка… Мы на маленькой площади. Теперь подходим к арке. Я вижу дикобраза…

      – Наверное, тот дикобраз с фамильного герба, – пробормотала бабушка, не открывая глаз. – Над аркой. Я его помню.

      – Я вижу двух детей, серую кошку, открытое окно… я вижу ананас!

      – Ананас? На гербах не бывает никаких ананасов! – Бабушка остановилась и открыла глаза. Мы стояли перед лотком с фруктами.

      – Я победила! Теперь моя очередь.

      Я зажмурилась и почувствовала, как бабушка крепко стиснула мои пальцы своей холодной рукой.

      – Готова? – спросила она.

      – Готова!

      Не открою глаза ни за какие коврижки.

      С минуту мы шагали молча. Странное это ощущение – продвигаться в темноте, вслепую. Первые несколько шагов я шла на негнущихся, как у Буратино, ногах, плотно прижавшись к бабушке. Но потом расслабилась: не уронит же она меня в канал.

      – Ступенька, – сказала она. – Еще одна. И еще.

      Я поняла, что мы на мостике. Наверху она остановилась. Я тоже встала, все еще с закрытыми глазами.

      – Смотри, смотри, – удивленно воскликнула бабушка. – Что это? В канале, прямо под нами: похоже на огромную рыбину. Вон она плывет под водой, а теперь вынырнула! Да это же дельфин!

      – Бабушка, не жульничай! – усмехнулась я, не открывая глаз.

      – Я забыла рассказать тебе одно важное правило игры: тот, кто с закрытыми глазами, не может оспаривать слова ведущего. Он должен верить ему во что бы то ни стало.

      Она двинулась дальше, слегка прибавив шагу.

      – Ступенька вниз. Вторая. Третья.

      Мы спускались с моста. Бабушка описывала арки, выглядывавшие из-за стен домов деревья, людей, магазины.

      – Мы вышли на площадь. На земле лежит шелковый ковер. Огромный голубой ковер, расшитый золотым. Сейчас мы на него наступим!

      Мы остановились. Я замерла в нерешительности. Шаркнув ногой, я нащупала под ботинком что-то мягкое. Неужели мы и правда идем по ковру? Я открыла глаза.

      – Это же пляжная подстилка! Она упала сверху, вон с той веревки, – возмутилась я.

      Бабушка пожала плечами:

      – Ничего не знаю. Теперь моя очередь!

      Теперь я поняла, как играть в эту игру. Мы переходили каналы, покрытые глыбами льда. На веревках вместо белья сушились стотысячные купюры. Львенок пил воду из колодца. Бабушка Эя не сдавалась и выспрашивала детали, вдаваясь в мельчайшие подробности, ни разу не открыв глаза.

      Пройдя очередной мост, с которого я увидела, как по каналу проплывает гондола, набитая дикими зверями, этакий