Вся эта жизнь. Рассказы. Александр Солин

солдата в холодную воду. После долгого молчания его компанейские слова выглядели как целая речь, и кучерявый вдруг почувствовал, что был все это время напряжен, и как напряжение его теперь покидает.

      – А почему бы и нет! – решился он, стараясь выглядеть независимо. – У меня, кстати, и бутерброды есть!

      – Вот видите! – приятной улыбкой отметил его предусмотрительность лысый, и в его руке появилась шоколадка. Он, не разворачивая, смял ее в широкой ладони и только после этого развернул.

      Кучерявый встал и полез за бутербродами. Когда он вернулся на место, на столе уже стояли пластмассовые стаканчики. Кучерявый развернул бумагу с бутербродами, и в купе запахло ветчиной и свежими огурцами.

      – Отлично. Как в ресторане, – одобрил лысый и разлил коньяк. – Ну, будем знакомы: Кропоткин. Граф.

      – Рома. Роман, – представился кучерявый, и дело пошло.

      Коньяк действительно оказался хорошим и быстро дал о себе знать. Кучерявый ухватил бутерброд и жадно, будто весь день не ел, стал откусывать от него большие куски. Лысый в свою очередь взял кусочек шоколада и положил себе в рот, с любопытством посматривая на соседа. Расправившись с бутербродом, кучерявый Роман вопросительно посмотрел на лысого графа, отдавая ему инициативу.

      – Ну что, еще по одной? – правильно понял Кропоткин.

      – Не возражаю, – охотно откликнулся Роман.

      Придерживая толстыми пальцами легкие стаканчики, граф налил в них еще по одной.

      – Будем здоровы! – пожелал он.

      – Будем! – подхватил Роман.

      За этим последовала пауза – исключительно по причине занятых разжевыванием ртов. Но вот фигуры обмякли, стены купе раздвинулись, и вслед благотворному причащению явилась потребность обратиться к добру. Кропоткин поинтересовался:

      – В Москву по делам или так?

      – Можно сказать, по делам, – сообщил Рома, испытывая подъем духа.

      – И чем, если не секрет, занимаетесь? – полюбопытствовал Кропоткин.

      – Да как вам сказать… – начал Рома, как всегда затрудняясь с ответом, когда его об этом спрашивали. – Как вам сказать… – тянул он, предвкушая эффект.

      Кропоткин терпеливо ждал, сложив на груди короткие толстые руки.

      – Пишу, знаете ли! – наконец скромно сообщил Рома, готовясь к привычной реакции. Обычно все его собеседники после такого заявления оживлялись и начинали допытываться, кто он и что написал, теша его самолюбие приятным щекотанием. Лысый граф, однако, даже бровью не повел, а только сказал:

      – Вот как!

      И бесцеремонно уставился на Рому. Тот в ответ глядел на него рассеянно, готовый отвечать на однообразные вопросы. Не было еще случая, чтобы их не было.

      – И что же пишете? – спросил Кропоткин, вздергивая брови на середину лба.

      – Да так, по-разному. Пьесы, повести, сценарии. До крупных форм еще не дорос, – скромно ступил на проторенный путь Рома.

      – А позвольте