Внутренняя империя Юань. Цзэдун Тао

и глупых, внутренним миром которых можно питаться до времени, внушая им свои изящные истины и воруя все, что они по естественной Благодати имеют. Под это дело устраиваются монастыри и приходы, рассчитанные только на поддержание жизни. И если ей, этой жизни достаточно горсти риса или миски похлебки, обязательно найдется повод собрать про запас, ведь в духа мира сего далеко идущие планы. Вот мы и подошли по естественной логике к грустному финалу, – оказалось, изначальным побуждением к подвигу отречения являлся пресловутый дух мира, и результат налицо. Но как избежать лукавства и хитрости духов, кто же ответит?

      Достигший единства становиться чистым как Небо. Тот, кто пьет из колодца древних, никогда не испытывает жажды. "Отсюда, когда потеряно Дао, то является нравственность; когда нравственность забыта, то является человеколюбие; когда человеколюбие оставлено , то является справедливость; когда справедливость покинута, то является почтительность. Вот почему почтительность есть последствие ослабления верности и преданности и начало всякого рода беспорядков…"

      Стоит, однако, разобраться и понять, по причине каких изменений произошло оскудение. И чего мы стремимся достичь одной почтительностью к Истине?

      Царь и пророк Давид изначально был пастухом – маленьким пастушкой при стадах отца своего, и ему приходилось заботиться об овцах постоянно и ежечасно. Ведь над ним стояли его старшие братья – достойные мужи, настоящие пастыри, авторитет которых был непререкаем. А отрок Давид как обычно – на побегушках; туго ему бывало порой, ибо стадо беспокоили волки. Они могли и подпаска сожрать: пока братья пировали в шатрах, Давиду приходилось упражняться в метании камней, чтоб самому не стать пиршеством волком, а заодно, защищать заблудших и отбившихся от стада овечек. В данном случае искусное владение пращой являлось условием жизни и смерти, юному отроку доводилось не раз выходить один на один с вожаком волчьей стаи – точно метать камни и быстро бегать. А все из-за того, что старшие братья уважали себя без меры и весь труд перекладывали на плечи подростка. А еще в промежутках между забегами Давиду приходилось петь для братьев, по ходу сочиняя своеобразные улигеры – гимны и песни, перекладывая на музыку Священную историю евреев. Вот так, из дня в день, неся послушание, Давид возрастал в добродетели, и незаметно приблизился к Богу. Но будет правильнее сказать – Бог призрел его чистую душу. Совсем неученую, но заключающую в себе единство.

      В подражание великому пророку, Давид Лонжимо тоже сочинял гимны, больше похожие на военные марши, – тому способствовало постоянное устремление его души в будущую, небесную явь. И вера. А то, что вера без дел мертва он понимал буквально. Соответственно, любой идеал, любой созданный его верой светлый образ должен, так или иначе, обрести материализацию – достигать цели любой ценой являлось девизом жизни. Поэтому и гимны походили на военные марши, под которые "милиция Псов Господних" маршировала без страха и сомнений в логово еретиков-альбигойцев, и если нужно, смело