.

возле скульптора.

      – Бригадир, ты за порядком следить не забывай, – Иван Владимирович кивнул на столяра. – Всё ж прибавка к пенсии тебе будет, – усмехнулся инженер.

      – С ног никто не валится, и работу свою все выполняют, – не поворачивая головы, ответил Калошин. – А до пенсии, Владимырыч, мне еще как три дня лесом, – нахмурился ваятель. – Да, Гриша?

      Напарник на несколько секунд перестал размешивать цементный раствор и радостно закивал головой.

      Копылов махнул рукой и пошел к воротам. Хлопнула дверца. Недовольно фыркнув, его машина тронулась с места.

      – Стоило ради этого говорить столь долго и искусно? – скульптор проводил взглядом удаляющийся Nissan. – Принесла? – он повернулся к Людмиле.

      – Принесла, – раздраженно буркнула она. – Только в столярку не суйтесь – я буду там работать.

      – Зачем шумишь, женщина? – усмехнулся Калошин. – Эх, Коля… – он похлопал Белошапку по плечу, – не умеешь ты супругу воспитывать. Политика кнута и пряника – это единственно приемлемое для них сочетание.

      – Забыла я, Виталик, вкус этих пряников, – непритворно вздохнула Людмила. – А кнут… Кнут я могу и сама применить.

      – Понимаю… – скульптор сочувственно закивал головой. – Правильно, Люда. Нельзя русским человеком управлять с помощью кнута и пряника: еще нужна водка, – усмехнулся он. – А мы к художнику пойдем, да, Василий? – Виталий взглянул на меня. Светлые прозрачные глаза смотрели чуть исподлобья, испытывающе и серьезно. Не тяжелый взгляд, а выдержать трудно – словно мысли читает и в душу заглядывает.

      – Как я могу возразить бригадиру? Культ поклонения начальству был у меня привит еще в эпоху развитого социализма, и вакцинация оказалась невероятно стойкой – действует уже в течение нескольких десятилетий, – я попробовал отшутиться.

      – Полку философов прибыло, – улыбнулся Калошин.

      – А кто еще философ? – спросил я.

      – Каждый из нас. Разве возможно работать на кладбище, не размышляя о смысле жизни? Истинный философ, как известно, жизни не боится. Смерти, тем более.

      Возражать против такой точки зрения не было особого желания, но я был уверен, что подобные мысли ни к чему хорошему не приведут.

      Я сдвинул ленты и банку с бронзовой краской на край стола, постелил на него газету и достал из шкафа граненые стаканы.

      – Эстет, – отметил мой незамысловатый сервис Калошин. – Кстати, господин художник, не подскажете, кто автор сего сосуда? – ваятель подкинул на ладони граненый стакан.

      Я пожал плечами – стакан он и есть стакан – и нехотя буркнул:

      – Думаю, что это изобретение входит в категорию «слова и музыка народные», – я порезал яблоко на мелкие дольки.

      – Ошибаешься, батенька… Запатентовано знаменитым скульптором Верой Игнатьевной Мухиной; коллегой то есть. «Рабочего и колхозницу», надеюсь, помнишь? – Виталий вздохнул и поставил граняш на стол. – Такие