тесно знакомы более двадцати лет, и выяснить, кто у кого что позаимствовал, не представляется возможным. Аристотель же появился в Академии примерно в 367—366 гг. до н.э. – получается, в то время, когда ей руководил Евдокс. Тем самым Аристотель был знаком с Евдоксом около 7—11 лет. Аристотель, выступая в роли систематизатора античной философии, многое берёт у других авторов, подвергая при этом их воззрения жёсткому критическому анализу, и этих авторов он, как правило, упоминает, умалчивая лишь о тех, кто не имеет особого значения. Евдокс отнюдь не относится к последним. Аристотель очень почтительно к нему относился, и упоминания о нём содержатся и в «Никомаховой Этике», и в «Метафизике». Однако об Евдоксе Аристотель ничего не говорит в своём сочинении «О небе», что было бы странным, если бы он что-то у него заимствовал в космологии. Вместе с тем переводчик А. В. Лебедев указывает, что когда в окончании гл. 12, кн. 2. «Метафизики» Аристотель говорит о сферах, то это свидетельствует о знакомстве «по крайней мере, с моделью космоса Евдокса» (3, с. 579). Про то, что Аристотель был хорошо знаком с Евдоксом, а значит, и с его учением, мы уже говорили, но из этого вовсе не следует, что он просто заимствовал его аргументы. Упоминание о космологии Евдокса и Калиппа также содержатся в кн. 12, гл. 8. «Метафизики», но, как замечает И. Д. Рожанский (17, с. 7), ещё немецкий филолог В. Йегер, высказал мнение, что эта глава является позднейшей вставкой и написана значительно позже других глав этой же книги. Переводчик А. В. Кубицкий (2, с. 577) говорит, что эта глава относится к позднему периоду деятельности Аристотеля – около 330 г. до н. э. – когда он в Афинах имел тесное знакомство с Калиппом. Трактат же «О небе» был написан примерно на двадцать лет раньше. На основании всего этого можно усомниться, что Аристотель заимствовал свою аргументацию шарообразности у Евдокса, а тем более, у Калиппа.
Аналогично и у Р. Ньютона мы встречаем утверждение, что идея прозрачных сфер была заимствована Аристотелем у Евдокса, к которому она и восходит (13, с. 78). Однако, во-первых, эта идея, как уже говорилось, восходит к Анаксимандру и Анаксимену. Во-вторых, по уже названным причинам, утверждать её заимствование Аристотелем у Евдокса нет оснований.
Первый аргумент Аристотеля в пользу шарообразности Земли чисто теоретический и восходит к положению о том, что «любая величина, имеющая тяжесть, движется к центру» (3, кн. 2, гл. 14, с. 339) – имеется в виду центр Вселенной, который, согласно Аристотелю, совпадает с центром Земли. В результате этого при формировании Земли «меньшие количества выравнивались бо́льшими посредством толкания вперед, производимого тяготением» (там же). Одновременно звучат и эмпирические аргументы, о которых предпочитали умалчивать те, кто веками распространял миф о приверженности Аристотеля лишь дедуктивному теоретизированию. Приведём цитату Аристотеля:
«Кроме того, [шарообразность Земли] доказывается чувственным опытом. Во-первых, не будь
