Радость моих серых дней. Екатерина Дибривская

довольно потирает.

      – Правильно, Тихон. Бери хозяюшку и на море вези. А осенью – в Москву. Засиделся ты, брат, в лесу. Пора жить начинать.

      Киваю согласно. Пора.

      ***

      Возвращаемся к обеду.

      Лучшую ёлку со всего лесу срубили.

      Девчоночка в платье из обновок. Румяная, что яблочко наливное. Возле плиты вертится. Еду греет. Мясо размораживать поставила. Свинину на шашлыки. А я и позабыл совсем.

      Улыбается довольно. Краснеет, глядя на меня. Но взгляд не отводит. Вижу в её глазах озорство лукавое. Как напоминание о том, что меня ждёт, стоит только наедине остаться.

      Подхожу к ней. Целую мимолётом. Трогаю украдкой.

      – Чем помочь? – спрашиваю.

      – Я уже всё сделала, – улыбается. – За стол садитесь, обед подам.

      Ест мало. Ну точно – котёнок. Маленький. Ласковый. Так и ластится ко мне поближе.

      Витюша смотрит со стороны и улыбается. Давно такого спокойствия в моих глазах не видел.

      ***

      Ставим ёлку, девчоночка на табурет становится и вешает завалявшиеся от каких-то прошлых смотрителей огоньки да игрушки. Я коршуном рядом увиваюсь. Зорко гляжу, чтобы не свалилась ненароком.

      Витюша байки травит, что девчонка заливается. Смеётся. Позабыла рядом со мной об опасениях. Смотрю на её улыбку и хочу, чтобы никогда больше не затухала. Чтобы слёз горечи она больше не знала.

      Тянется неловко к макушке ели. Стул пошатывается. Не выдерживаю. На руки её подхватываю, помогаю.

      – Спасибо, – шепчет она мне в ухо.

      Жаром обдаёт от самого сердца чёрствого до кончиков пальцев.

      Касается руками моего лица. Гладит ласково.

      – Ну, пойдём, Тихон, шашлык жарить, – кричит Витюша.

      Чтоб тебя!

      Нехотя оставляю девушку. И табурет подальше от ёлки убираю.

      Смеётся. Подбегает ко мне и на цыпочки встаёт. Руки на шею мою закидывает и целует.

      Быстро, неумело. Сладко. Так, что хочется Витюшу прямо сейчас с горы спустить.

      – Иди, Тихон, – шепчет мне в губы, – и я подышать выйду. Только оденусь потеплее.

      ***

      И выходит. Бегает с Полканом, ошалевшим от количества гостей и перепавших нежностей. Разыгрался защитник. В снег её валит, и я замираю. Пока не слышу её счастливый, заливистый смех.

      – Нельзя ей в лесу жить, Тихон, – вздыхает Витюша. – Ты целыми днями по горам блуждаешь.

      – Не дави, – рыкаю. – Без тебя тошно. Одно воспоминание о твоём приезде чего стоит.

      – Знал бы, всё по-другому могло сложиться. Но ты ж молчишь, и связи нет.

      – Да, – вздыхаю. – Замок нужно покрепче, на первое время хватит. А там – защищаться обучу. Глядишь, и лето наступит.

      – Куда такую хрупкую – и защищаться? – удивляется друг. – Она же совсем малышка. Если только ружьё.

      – Скажешь тоже – ружьё! – усмехаюсь. – Подумаю на досуге. Непутёвая она, Витюша. Все беды притягиваются, как магнитом. И в лесу не спрячешь, и в городе – покоя не будет.

      – Ну ничего, в Москве попроще будет. – успокаивает. – Возможности есть.

      – Не знаю, – вздыхаю, – жизнь покажет.

      Я