Дни. Россия в революции 1917. С предисловием Николая Старикова. Василий Шульгин

прекрасно.

      – Ну, езжай… Прошло несколько минут. Оттуда же появляется опять кавалерия. Но уже больше: пол-эскадрона, должно быть. Во главе корнет.

      – Позвольте вас спросить, куда вы?

      Он остановил лошадь и посмотрел на меня сверху вниз:

      – В голосеевский лес.

      – А что там такое?

      – Там… Жиды…

      Он сказал это таким тоном, как будто было даже странно с моей стороны это спрашивать. Что может быть в голосеевском лесу?

      – И много?..

      Он ответил стальным тоном:

      – Восемь тысяч…

      И тронул лошадь. Через несколько минут – опять группа всадников, то есть, собственно, только двое. Первый – полковник, другой, очевидно, адъютант. Полковник подзывает меня:

      – Какие у вас сведения о голосеевском лесе?

      – Кроме непроверенных слухов – никаких…

      Полковник смотрит на меня с таким выражением, как будто хочет сказать:

      – Ничего другого я и не ожидал от прапорщика… Проехали…

      Батюшки, это что же такое?. Неистово гремя, показывается артиллерия. Протягивают одно, другое, третье… Полубатарея. Ну-ну…

      За артиллерией, шлепая по грязи, тянутся две роты пехоты. Ну, теперь все в порядке: «отряд из трех родов оружия». Можно не беспокоиться за Голосеев.

* * *

      Ночь черная, как могила… Не только уличных фонарей – ни одного освещенного окна. Ни одного огня в предместье. С совершенно глухого неба моросит мельчайший дождик.

      Я патрулирую во главе взвода. Обхожу улицы, переулки, базар…

      Домишки и дома стоят мрачными и глухими массивами. Еще чернее, чем все остальное, дыры выбитых окон и дверей. Под ногами на тротуарах трещит стекло. Иногда спотыкаешься о что-нибудь брошенное.

      Там, в этих полуруинах, иногда чувствуется какое-то шевеление. Очевидно, дограбливают какие-то гиены. Наконец мне это надоело.

      – Кто там, вылезай…

      Затихло. Я повторил приказание. Никакого ответа. Я выстрелил из револьвера в разбитое окно.

      – Не стреляйте – мы вылезем…

      Из-под исковерканного висящего дверного жалюзи вылезло двое.

      Это были солдаты – запасные.

      – Ах так!.. Наши!.. Мы тут разоряемся, из сил выбиваемся, ночи не спим, грабителей ловим – а грабители вот кто! Наши же… Арестовать! Под суд пойдете…

      Их окружают. Пошли дальше.

* * *

      Слышны приближающиеся голоса, шаги, из-за угла вдруг появляется плохо различаемая гурьба людей.

      – Кто вы?.. Что тут делаете?

      В темноте не разберешь, что за люди. Те перепугались.

      – Мы… Мы – ничего… Мы – вот…

      Они суют мне что-то в руки, что оказывается национальными флагами.

      – Чего же вы ночью с флагами шляетесь?.. Марш домой!

      Отбирают флаги и гонят их. Убегают…

* * *

      – На одном углу спотыкаемся о какую-то мягкую и рассыпающуюся горку.

      – Чай, ваше благородие.

      Да, это чай. Симпатичные и душистые кубики в золотом украшенных обертках. И я чувствую, что делается в крестьянских бережливых сердцах моих солдат.

      Чай… Драгоценное солдатское зелье, их роскошь, вот так валяется