Бабы, или Ковидная осень. Полина Елизарова

выпив после эфира в инсте с полбутылки вина, Ника, приказав совести заткнуться, отыскала в контактах айфона еще в мае занесенный, обозначенный коротеньким «Н» и эмодзи, символизирующей какашку, номер, и, почти не думая, набрала в ватсапе нехитрый текст, вероятно, услышанный в дерьмовом сериале с картонными героями.

      Почувствовав секундное злорадное облегчение, нажала кнопку «отправить».

      Прошло мучительных полчаса, но сообщение не было прочитано получателем.

      Ника пошла в душ. Заставила себя сделать вечерний уход, которому как раз в тот вечер учила в инсте подписчиц – три разных сыворотки, масло для роста ресниц и бровей, крем под глаза, на лицо и шею, массаж нефритовым мезороллером между нанесениями всех этих средств.

      Выйдя из ванной, она бросилась к лежавшему на подзарядке мобильному.

      Сообщение все еще значилось непрочитанным.

      Добив бутылку красного, Ника, то бессмысленно глядя в экран с сериалом, то бесцельно шарясь в мобильном, ждала ответа.

      Ей пришло в голову, что именно в таком состоянии, должно быть, ждут в очереди результат КТ больные ковидом – вздрагивая от каждого дверного всхлипа, жадно прислушиваясь к голосам медперсонала и представляя, а затем уже окончательно убеждая себя в неблагоприятном диагнозе.

      А каким, в ее случае, мог быть «благоприятный» диагноз?

      Она не знала.

      Он никогда не решился бы сам.

      Каждый раз, когда отводил глаза при прощании, его продырявленная и страстью, и долгом душа будто вымаливала у Ники вмешаться в ситуацию.

      Еще в начале стремительно развивавшегося романа она много раз представляла, как он паркуется перед загородным домом, как заходит в него, снимает в громадной, с мраморным полом прихожей дорогие итальянские ботинки, наспех целует бросившихся навстречу детей, машинально треплет за ушами примостившуюся на руках одного из них уродливую крыску-собачку, а потом неожиданно обрушивается на нее с яростным криком: «Место!».

      Из кухни тянет жареным мясом и пригоревшим чесноком, а жена где-то в доме хихикает с массажисткой.

      Не снимая костюма, он проходит в ванную и моет руки, затем идет в кухню-столовую, убранство которой стоит, как хороший автомобиль.

      Открывает сковородку и раскладывает по тарелкам давно остывшее мясо и пережаренный зеленый горошек.

      За ужином дети, мальчик и девочка, вяло ковыряются в тарелках, во что-то играя в мобильных.

      Весь ужин он едва сдерживает себя.

      Дети уходят, и наконец появляется ЭТА.

      На лбу немолодого лица багровеют заломы от массажного стола.

      Короткий, небрежно запахнутый халатик обнажает заплывшие жирком коленки и рыхловатые ляжки.

      «Как дела на работе?» – не глядя, спрашивает она и, не дождавшись ответа, кидается с портмоне в руках в прихожую, чтобы рассчитаться с азиаткой, застывшей там в обнимку с массажным столом.

      Когда жена возвращается, он смотрит на нее тяжелым, как тот стол, взглядом.

      «Надо поговорить», – твердо произносит он.

      А позже, как в красивом клипе, грохаются на пол в прихожей