Согнутые руки. Элли Гарус

один мой подарок под елкой – новый фотоаппарат последней модели Nikon F2. В этих местах есть что снимать, и я думаю, она обязательно испытает его на окрестностях, а потом и на мне (в качестве модели я еще не выступал). Сегодня наш новый праздничный день, и быть может, я покажу ей то, что хотел показать ещё позавчера.

      Она сонно потягивается и открывает сначала один глаз, потом второй. Шепчу ей, присаживаясь рядом:

      – Доброе утро, сладкая…

      – Доброе утро, Фреди… – Она охотно даёт мне поцеловать ее теплую ладошку. – Ты хоть поспал? Вид у тебя неважный, круги под глазами пролегли.

      Я продолжал ласкать поцелуями ее пальцы на руке, отчего она улыбчиво смотрела на меня.

      – Как можно спать, когда ты рядом? Правильно, невозможно! Я может быть стал самым счастливым человеком на Земле…

      Роси засмеялась, а потом забрала руку и села в кровати, придвинувшись ближе ко мне. Когда я уложил ее в кровать она была в платье, а сейчас сидит в тоненькой майке – неужели успела переодеться, пока я спал?

      – Подумать только, как мало надо человеку для счастья… лишь несколько минут у меня между ног. – Она продолжала тихонько хихикать, смущённо прикрывая лицо ладошками.

      – И это тоже… – я сгрёб ее в охапку, прижимая крепче к себе. – А если серьезно, я рад, что наконец-то спас тебя от участи быть избитой, в очередной раз, от рук Арни и от несправедливого наказания твоего отца.

      – Да, но это лишь на время… – Роси грустно вздохнула, поглаживая меня по руке. – Они все равно меня найдут, и потом… Боже, а ведь мамины слова оказались пророческими. Все мои страдания в жизни из-за мужчин… Начиная от истории моего странного рождения и по сей день.

      Я нахмурил брови, поглядывая на ее задумчивое лицо. Последняя фраза явно что-то утаивала в себе. Я решил уточнить:

      – Что значит, твое странное рождение?..

      Рослин посмотрела на меня так серьезно, словно обдумывая – говорить ли мне об этом, достоин ли я знать ее тайну?.. Она немного помолчала, а потом встала с постели и начала переодеваться.

      – В тот день возле зеркала, мама сказала мне ещё кое-что… – Роси поправила джинсы и быстро надела мягкий кашемировый свитер.

      – Что же?.. – Я невольно сам набросил на себя куртку, когда понял, что она собирается пойти к морю.

      Она ничего не ответила, пока мы не вышли из дома и не прошли до самого берега. Гладь стояла зеркальная. Давно такого не было, чтобы море молчало.

      – Вот видишь, море молчит, а я говорю… – она подковырнула носком ботинка песок. – Я никому об этом не говорила, и ты обещай, что не скажешь без моего ведома!

      – Клянусь честью Макалузо! – я со всей ответственностью положил правую руку на сердце.

      Она усмехнулась, а потом продолжила:

      – Она призналась, что мой отец не Сальвадор Гаравани.

      – Что?!. А кто тогда?..

      – Я не знаю… – Роси пожала плечами. – Она говорила так запутанно и странно, как будто боялась, что я когда-то узнаю правду. Я уже многого не помню, мне же было только