Герои. Другая реальность (сборник). Олег Дивов

ревет, – моя жена, что хочу, то и делаю.

      Понял я, что дело плохо. Он из нежных, из мечтателей, все идеальную любовь ищет. Пока искать будет, у него там в кладовке черт знает сколько баб скопится, крюков не хватит...

      – Ну, так извини, – говорю, – эту дуру и мне не жалко, потому как дура сущеглупая, но сколько ж их еще будет, дур-то! Еще в Священном Писании сказано – баба она запретов не терпит, ежели что бабе запрети, то она первым делом и сотворит, назло всему миру. Эдак вы всех дочерей Евы в округе изведете.

      И шарах его алебардой.

      Он с лестницы-то и покатился.

      – Едет кто? – кричу наверх.

      – Ах, нет, – отвечает, – нет никого.

      – Да и ладно, – говорю, – пришиб я твоего господина, уж не взыщи.

      Она с парапета спрыгнула, глянула вниз, а там уже люди у подножия лестницы толпятся, и все в растерянности.

      – Лучше бы рыцарь его в честном бою победил, – говорит она, – как-то тактичней было бы. Да ладно, и так сойдет. Ты, – говорит, – следом за мной ступай.

      Спускается, величаво так, голову держит, и провозглашает громко.

      – Господин ваш и хозяин был чернокнижник и злодей. Если кто хочет в этом убедиться, пускай заглянет в его кладовку, ту, что я отперла вот этим ключиком... Но я разоблачила его, и вызвала моего брата, чтобы он сразился с убийцей женщин. И брат мой храбро сражался, и злодея одолел в честной схватке.

      И мне наверх, нежно:

      – Рене, где же ты, братец? Иди сюда!

      Люди с ноги на ногу переминаются, жмутся – похоже, кое-кто уже успел в кладовку заглянуть.

      – Я господину вашему супруга и наследница, – и она остальные ключи отвязывает от пояса и значительно ими звенит. – А потому велю я тело убрать, кровь затереть, супруга моего преступного похоронить с почестями, несчастных этих, им убиенных тоже, а вас призываю в свидетели, что бой был честный, а вам я есть законная госпожа!

      Я свирепое лицо сделал и пару раз алебардой взмахнул. На всякий случай.

      Они кивают, на меня косятся с опаской и приступают к делам... Госпожа смотрит на меня.

      – Ох, – говорит, – натерпелась же я страху.

      – Ладно, – отвечаю, – чего уж там.

      – Награжу тебя по-царски, – говорит она, – сейчас велю, чтобы тебе пять золотых отсыпали... нет, все-таки два. Два золотых, целое состояние.

      – Два золотых мне не помешают, а главное, – говорю, – Салли мою отпустите, ее ваш господин ныне покойный в уплату ущерба забрал.

      – Какого ущерба? – она прищурилась.

      – Попону она сжевала, шелковую...

      – Вот оно что... ну, так золотой я с тебя за попону удерживаю, – говорит она, – а попона была вышитая? Из Парижа?

      – Вышитая. Из Парижа.

      – Два золотых удерживаю, – она говорит, – забирай свою Салли и проваливай.

      Задумалась.

      – А то, – говорит тихонько, – оставайся. Я скажу, что ты мне брат не родной, а двоюродный, и священник, как отпоет несчастных этих, в положенный срок нас обвенчает. Хочешь маркизом стать?

      – Нет, сударыня, – говорю, – уж не взыщите. Ну какой из меня маркиз?

      А сам думаю, этой дай войти в силу, она еще похлеще своего