Токио. Долго и счастливо. Эмико Джин

в голову не приходило. Ауч. Даже от одной мысли об этом больно. Мне не стоит так волноваться, ведь он – просто биологический незнакомец.

      Быть может, если я часто буду повторять себе эти слова, то поверю в них.

      А вот и счет. Расплатившись смятыми банкнотами, найденными в карманах или на дне сумок, оставляем чаевые мелочью. При выходе из заведения я застенчиво улыбаюсь официантке, как бы извиняясь: простите за двадцать процентов в виде горстки звенящих монет.

      Мы загружаемся в машину Нуры – хетчбэк с отшелушивающейся краской и сколом от камня на лобовом стекле. Я прыгаю на переднее сиденье, и мы едем на Лейк-стрит к дому Глори. Вдали одинокой белой пирамидой вырисовывается гора Шаста. Мэйн-стрит осталась позади: один светофор, полдюжины магазинов с горными кристаллами, независимый книжный и кофейня.

      – Сначала подбросим до дома тебя. – Нура смотрит на Глори через зеркало заднего вида. Мы обгоняем семью верхом на лошадях. – И еще: никогда больше не надевай эти штаны.

      На ярко-фиолетовых легинсах Глори нарисованы глаза.

      – Меня устраивает, – отвечает она. – А ты когда перестанешь носить два яичка на макушке? – Волосы Нуры собраны в два пучка.

      Я оглядываюсь на Хансани, и мы обмениваемся улыбками. А те продолжают пререкаться до конца поездки.

      Пятнадцать минут спустя мы подъезжаем к дому Глори, покрытому кедровой черепицей.

      – О черт. – Глори откидывается на спинку сиденья, прижимая к груди сумку. Мы все понимаем, что происходит. Перед домом припаркована «Мазда Миата», а по дорожке идет новый бойфренд ее мамы. Стоматолог. Он носит толстую золотую цепочку и слишком часто повторяет «круто». Глори презирает его и скорее поймает голыми руками рвоту, чем заговорит с ним. И неудивительно: он – самый настоящий разлучник семей и, кажется, помешан на азиатках. К тому же познакомились они с мамой Глори на «Фейсбук Маркетплейс». Вот так. – Мне придется с ним говорить. – Вот он уже машет рукой.

      – Поняла тебя. – Нура достает телефон и звонит Глори по громкой связи.

      Вылезая из машины, Глори снимает трубку.

      – Привет, что-то срочное? – Она проходит мимо стоматолога, не произнося ни слова и даже не глядя на него. Я молча держу за нее кулаки.

      – Да, очень, – отвечает Нура. Глори уже прошла полпути. Стоматолог в машине. – Сзади эти штаны смотрятся еще хуже.

      Глори открывает входную дверь.

      – Да иди ты, – произносит она, но в ее голосе ни капли гнева. Дверь закрывается.

      – В целости и сохранности? – спрашивает Нура.

      – В целости и сохранности. Люблю тебя.

      – И я тебя люблю. – И обе вешают трубку.

      Затем следует очередь Хансани. Дом в стиле «крафтсман» по всему периметру огибает терраса.

      – У тебя добрая, прекрасная душа, Нура, – говорит она, открывая дверь.

      Нура делает вид, что разглядывает ногти.

      – На твоем месте я бы не стала никому об этом рассказывать. Я буду все отрицать, и тогда тебя назовут врушкой. И мне будет за тебя стыдно.

      Хансани хихикает и убегает по дорожке к дому.

      Мы уезжаем. Нура мчится