Далеко, далеко на озере Чад…. Николай Гумилев

изгнанник я,

      И за мной следят.

      – Я ждала тебя

      Столько долгих лет!

      Для любви моей

      Расстоянья нет.

      – B стороне чужой

      Жизнь прошла моя. Как <украли?> жизнь,

      He заметил я.

      – Жизнь моя была

      Сладостною мне.

      Я ждала тебя,

      Видела во сне.

      Смерть в дому моем

      И в дому твоем.

      – Ничего, что смерть,

      Если мы вдвоем.

<1921>

      «Я сам над собой насмеялся…»

      Я сам над собой насмеялся

      И сам я себя обманул,

      Когда мог подумать, что в мире

      Есть что-нибудь кроме тебя.

      Лишь белая, в белой одежде,

      Как в пеплуме древних богинь,

      Ты держишь хрустальную сферу

      B прозрачных и тонких перстах.

      A все океаны, все горы,

      Архангелы, люди, цветы —

      Они в хрустале отразились

      Прозрачных девических глаз.

      Как странно подумать, что в мире

      Есть что-нибудь кроме тебя,

      Что я сам не только ночная

      Бессонная песнь о тебе.

      Но свет у тебя за плечами,

      Такой ослепительный свет.

      Там длинные пламени реют,

      Как два золотые крыла.

<1921>

      Индюк

      Ha утре памяти неверной

      Я вспоминаю пестрый луг,

      Где царствовал высокомерный,

      Мной обожаемый индюк.

      Была в нем злоба и свобода,

      Был клюв его как пламя ал,

      И за мои четыре года

      Меня он остро презирал.

      Ни шоколад, ни карамели,

      Ни ананасная вода

      Меня утешить не умели

      B сознаньи моего стыда.

      И вновь пришла беда большая,

      И стыд, и горе детских лет:

      Ты, обожаемая, злая,

      Мне гордо отвечаешь: «Нет!»

      Ho все проходит в жизни зыбкой —

      Пройдет любовь, пройдет тоска,

      И вспомню я тебя с улыбкой,

      Как вспоминаю индюка.

      «Нет, ничего не изменилось…»

      Нет, ничего не изменилось

      B природе бедной и простой,

      Bce только дивно озарилось

      Невыразимой красотой.

      Такой и явится, наверно,

      Людская немощная плоть,

      Когда ее из тьмы безмерной

      B час судный воззовет Господь.

      Знай, друг мой гордый, друг мой нежный,

      C тобою, лишь с тобой одной,

      Рыжеволосой, белоснежной,

      Я стал на миг самим собой.

      Ты улыбнулась, дорогая,

      И ты не поняла сама,

      Как ты сияешь и какая

      Вокруг тебя сгустилась мгла.

1920

      Сирень

      Из букета целого сиреней

      Мне досталась лишь одна сирень,

      И всю ночь я думал об Елене,

      A потом томился целый день.

      Bce казалось мне, что в белой пене

      Исчезает милая земля,

      Расцветают влажные сирени

      За кормой большого корабля.

      И