Рассказы. Андрей Феликсович Гальцев

шага пульсирующей ненавистью к себе. Выхода не оказалось, я упёрся в ограду с пиками. Не только перелезть, даже подобраться к этим пикам не получалось: я стал очень тяжелым, я хотел лечь под куст и уснуть свинцовым сном, но хватит потаканий. Я быстро пошёл вдоль ограды, хрустя ветками, словно косточками врагов. Я натыкался лицом на сучки.

      По другую сторону ограды переливался раздвоенными бледными лампочками город. Куда-нибудь вдоль ограды я приду в конце-концов. Наконец, я добрёл до выхода. Некая фигура поднялась мне навстречу.

      – Из ресторана? Там ещё много народу?

      – Не знаю, – произнес я голосом покойника.

      Сторож со страхом взглянул на меня и отпятился. Я вышел в город, нетвёрдо пошёл по едва освещённым палубам улиц. Всякие переживания отменил. Хватит – шагай!

      Ехала поливальная машина, маленько поливала себе под нос. Я встал у неё на пути, спросил, где автобусная станция.

      – Садись, довезу, – произнес ясный, замечательно чистый в этой ночи голос.

      – У меня денег нет.

      – Садись, какие у тебя деньги.

      Через минут пятнадцать я оказался на площади автовокзала. Тут спали несколько прозрачных и тёмных автобусов. В кассе тоже был отключён свет. Вообще никого. Река и пристань должны быть вон там, прикинул я. Но незнакомый домик загораживал путь. Этого дома не было прежде. Над ним возвышались два тонких тополя, чернее ночи; с одного бока они были обрисованы лунным загробным светом. Этого тоже раньше не было, но теперь есть.

      Вниз, в промежность холмов, ныряла узкая дорога; по идее она должна вести к пристани, но та дорога, по которой мы с ней вместе ходили, шла как-то не так. Чему довериться: памяти или глазам? Я выбрал третье решение —двинулся напрямик по бездорожью.

      Трава оказалась шершавой и хваткой. Якобы ровная земля превратилась в «пересеченную местностью». Я спотыкался, рискуя упасть и вмиг уснуть, как подстреленный.

      Ветер подул, странно сочетая в себе зябкость и тепло. Он приободрил меня; впереди забрезжил одуванчик бледного света, нет, лепесток, нет, это центральный купол монастыря. Значит, я правильно иду. Радость во мне зажглась, и я зашагал быстрей, почти не глядя под ноги, каким-то притяжением схваченный.

      Монастырь стоял и грезился, слепленный извечного камня.

      Под ноги мне подстелилась местная тропинка и вскоре привела к искомой лестнице, что с высокого берега спускалась к реке, вернее, к пристани.

      Толстое тело реки поблескивало жирной чернотой. На пристани сохранилась маленькая лачуга – навес для тех, кому долго ждать. Кто-то ждёт, а река течёт – мимо, мимо, с тяжёлой нежностью шурша.

      Я поспешил по крутой лестнице вниз, но оступился на отсутствующей ступеньке и покатился, перебирая телом дробное однообразие выступов. Внизу проехал по доскам, встал на ноги, но из-за головокружения сделал два лишних шага и сорвался с края.

      Вода ударила меня, как пощёчина. Я вынырнул, отфыркался. Живой! – то есть я обнаружил себя. Главное при таких обстоятельствах