«Л» – значит люди (сборник). Сергей Лукьяненко

все хорошо… Просыпайся. Или смотри другой сон. Тимми, успокойся…

      Я уговаривал его минут пять. Наверное, надо было просто разбудить пацана. Но мне не хотелось этого делать…

      Когда книжка тяжело осела на стол, а Тимми задышал ровнее, я тихо, не включая света, нашел свою одежду. Быстро оделся. Посмотрел еще раз на Тимми – теперь он спал вполне безмятежно. И вышел.

      В кабинете горел свет. Я чуть поколебался и сказал вполголоса:

      – Мистер Эванс, до свидания.

      Я был почти уверен, что он меня не услышит – за дверью слабо жужжало печатающее устройство компьютера. Но звук исчез, а еще через мгновение мистер Эванс недоуменно смотрел на меня:

      – Вы уходите?

      Я кивнул.

      – Жаль… – Он беспомощно улыбнулся. – Честно говоря… Тимми вчера так здорово развеселился, когда играл с Дэйвом.

      – Пусть и дальше играют.

      Он понял. И кивнул – не соглашаясь, а скорее с благодарностью. Потом вдруг шагнул ко мне и взял за руку.

      – Скажи, если, конечно, тебя не задевает мое любопытство. Ты тот самый мальчишка, который однажды довел до конца синтез ПКФ?

      – Я принимаю ваше обращение применительно к биовозрасту. – Я попытался улыбнуться. – Да, тот самый.

      Он кивнул, ничего больше не спрашивая.

      – Это очень трудно, – тихо сказал я. – Понимаете, человеческий мозг не рассчитан на то, что со мной сделали. Ему не хватает каналов восприятия. Ну он и выкручивается как может, превращает запахи в свет, звук… Иногда в боль. Очень больно, честное слово. А если просто лишить меня обоняния – я ослепну и оглохну. Все слишком тесно связано…

      – Я верю.

      Он ни о чем не просил. И от этого было еще тяжелей.

      – Я вернусь в Веллесбергский Центр, – торопливо сказал я. Мне показалось, что он уже готов уйти. – Я тогда был младше, чем Тимми. А сейчас, наверное, выдержу… Ведь все равно, что бы я ни делал, моя дорога туда. И с нее не свернуть, я понимаю.

      – Тебе очень трудно?

      Я молча кивнул и спросил сам:

      – Тимми выдержит год?

      – Да. А почему год?

      – Не знаю. Просто думаю, что за год успею. Игорь не сможет, никогда не сможет работать так, как вы, – в миллионную долю. Только не обижайтесь…

      – Я не обижаюсь.

      – У него характер такой. Ему надо быть или первым, или хотя бы в первом ряду. Если он не найдет своей дороги, то так всю жизнь и останется роддером. Лучшим роддером в мире. И многим задурит головы, не со зла, а так… Но это не нужно, роддеры ведь не форма протеста и не поиск нового пути. Мы – боль. Форма боли в середине двадцать первого века. Такие, как я, у которых боль внутри, и такие, как Игорь. Середина, не желающая ею оставаться. А я все верю, что помогу ему найти свое место.

      Мистер Эванс посмотрел мне в глаза:

      – Теперь я знаю, что ты вернешься в Центр.

      Я улыбнулся и сделал шаг к спальне. Попросил:

      – Потушите на пять минут свет. Пусть Игорь думает, что мы уходим как настоящие роддеры – не прощаясь, тайком.

      Мистер