Лавка красоты «Маргаритки». Анастасия Королева

я собирала уже после полуночи. А дядя Росм усиленно притворялся спящим. Мы так больше и не поговорили. Да и не хотелось как-то, право слово.

      Не были мы с ним близки, да и не станем уже. В мыслях у меня не укладывалось, как можно заботиться вот так – бесконечно попрекая, да награждая хмурым взглядом? Бывает ли такое в природе, или дядюшка экземпляр единственный, науке неизвестный? Кто ж знает…

      Едва забрезжил рассвет, я взялась за сумки, да выйти не успела – родственничек с кряхтением поднялся с тахты, и преградил мне путь.

      Долго смотрел в глаза, будто отыскать там что особенное пытался, да не находил.

      – Ты прости меня, Криска, дурака старого, – проворчал, в привычной ему манере. Он даже извинялся так, что хотелось голову в плечи вжать, да попятиться. – Я после того, как жинка моя к праотцам сгинула, на весь мир злой был, а тут ты – глазищи во, и слёзы льёшь ночами. А… – замахнулся, и руку с силой опустил, будто не о чем тут говорить.

      И то верно – говорить нечего было. Всё уже сделано, да сказано.

      – Не серчай, словом, и вот, возьми, тебе они нужнее, – протянул тот самый мешочек увесистый, который я вчера благоразумно оставила человеку, его собравшему.

      Пробовала отказаться, да разве ж он слушать стал? Впихнул в руки, и, прихрамывая, вышел за дверь.

      На том мы и расстались. Не хорошо, как-то, и на душе пакостно, но я уже решила и пути назад нет.

      Вышла на тракт, пристроилась к первому же попавшемуся обозу и отправилась в столицу – навстречу новой жизни.

      Глава 3

      Чем ближе подъезжаем к высоченной стене, что город обносила со всех сторон, тем плотнее толпа становится. Тем громче кричат да спорят о чём-то.

      В столице раньше я бывала, правда помню это смутно. Тогда мне едва пять исполнилось, и отец взял нас с собой. Помню только, что улицы, не в пример привычным мне, широкими были, а дома стояли бок о бок друг с другом, так что между ними и протиснуться невозможно. Даже если росту в тебе хвостик с небольшим.

      Но и тогда я запомнила, что город делится на шесть секторов, кругами от центра расходясь к окраинам. Синий да Красный кварталы были для знати, Жёлтый и Зелёный, для горожан зажиточных, но титула не имеющих, а вот Серый да Чёрный – тут все остальные околачивались, кому места в первых четырёх не нашлось.

      Малиновая улица брала своё начало в Синем квартале, и я, наивно полагая, что номер тридцать семь должен находиться где-то в квартале Жёлтом, ну или Зелёном, на худой конец, была немало удивлена, когда ни в том, ни в другом его не обнаружила.

      Был дом тридцать пятый, потом тридцать шестой, а потом почему-то сразу шёл тридцать восьмой, и за ним девятый.

      Как так?

      Я прошла по улице несколько раз, но так ничего и не обнаружила.

      – Чего тебе тут надо, попрошайка? – булочник в белом накрахмаленном переднике и в таком же белом колпаке, вышел из дверей своей ладненькой лавки и хмуро уставился на меня.

      – А вы не подскажите, куда тридцать седьмой дом подевался? – улыбаюсь как можно дружелюбнее. Да так, что аж скулы