Лавка красоты «Маргаритки». Анастасия Королева

это… Да счастье это невероятное! Уж чего-чего, а такого подарка от судьбы я не ждала.

      – Нет у неё никакой тётки и никогда не было! – пока я пребывала в мире, под названием «обухом по голове», дядя Росм и Шмот спорили. Основательно так, до хрипоты.

      – Как это нет, когда есть? У меня ведь и бумаги имеются, всё как полагается!

      Но на положенное и имеющееся дядя Росм чихать хочет, о чём тут же дядечке в цилиндре и сообщает:

      – Долго ли умеючи эти ваши закорючки подделать!

      Брукс надувается, как жаба, трясёт худыми кулаками:

      – Это на что это вы намекаете?!

      – А мы народ простой, мы намекать не приучены, мы прямо всё говорим! Как есть!

      – Вы… Вы… – сдувается и пыхтит, как паровоз. – Да зачем мне это?

      Вопрос, не лишённый смысла, но разве ж дядю это останавливает?

      – А мне почём знать? Это вас спрашивать надобно!

      – Ну вы… Вы вообще! Неужто думаете, что я за ради обмана тащился по кочкам да ухабам? Делать мне больше нечего!

      – Ага! Вот и признались – делать вам нечего, потому и заманиваете сироток неразумных в столицу, чтобы…

      Тут видимо богатая фантазия дяди даёт сбой, и он озадаченно замолкает, явно не зная, для чего неразумные сиротки в столице могут понадобиться.

      Возникшим замешательством нужно воспользоваться.

      – Могу я бумаги посмотреть?

      Когда Брукс Шмот вручил их мне, при этом огласив счастливую новость, листы дядя из моих рук выхватил и вернул владельцу. Я даже первую строчку прочитать не успела.

      – Да на здоровье, – всё ещё фырчит недовольно мужчина, доставая бумаги и попутно снимая высокий цилиндр, чтобы тут же промокнуть облысевшую макушку накрахмаленным платком с россыпью золотой вышивки.

      – Только имейте в виду, – пока не начинаю читать, вдогонку бросает мне, – отказаться от наследства вы не можете!

      А я и не собираюсь. Право слово, где это он видывал таких глупцов, которые от наследства отказываться надумали?

      Дядя Росм пытается что-то сказать, да только вместо слов у него мычание выходит какое-то нечленораздельное. А потому я отмахиваюсь и углубляюсь в чтение.

      «Я, Дайана брит Хайтор, будучи в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю всё своё имущество (коим является особняк на Малиновой улице под порядковым номером тридцать семь и ячейка в банке «Умелые руки» под номером девять тысяч триста десять), Кристиане Ларнесс».

      Размашистая подпись и печать с мелкими буковками: «Контора Брукса Шмота».

      На втором листе обнаружилась опись того, что хранилось в особняке:

      «Четыре стула, одна кровать, восемь цветочных горшков, три кувшина, один дубовый стол…»

      На столе останавливаюсь и смотрю на Брукса:

      – Наследство – это, конечно же, хорошо, – и я ему весьма рада, о чём говорить не буду, и так ведь ясно, – но, позвольте, я не знаю никакую Дайану, эм… – пришлось перевернуть лист и внимательно прочитать: – Дайану брит Хайтор.

      Дядя победно вскидывает ладони, и улыбается от уха до уха, а вот Шмот смущённо