Калипсо. Ингар Йонсруд

Икбаль стояла перед зеркалом в одной из ванных комнат виллы на Бюгдей. Она знала, что если закрыть глаза, мысли опять вернутся. Огрубевшая кожа без запаха. Со свистом хлыставшая. Красное мерцание в глазах после удара.

      Она медленно провела пальцем по горлу. Больно как раз в том месте, где натянутая жила исчезала под ключицей. Плечо заболело, когда она подняла руку, чтобы отвернуть воротник рубашки. Она немного повозилась, поправляя узел на шелковом шарфе. Встретилась с собственным взглядом в зеркале и не отрывала глаз. Не отрывала, пока не увидела в них ничего, кроме решимости.

      Ванная находилась на втором этаже и была больше, чем гостиная в квартире Кафы. На полу плитка из темного мрамора, на стенах – светлая, а ванна стояла на «львиных лапах».

      Маленький пакетик лежал на умывальнике. Теперь она взяла его. В нем был кусочек старой фотобумаги, размером не больше марки. Изображение рассмотреть невозможно, но на свету она увидела отчетливые водяные знаки, отпечатанные на обороте – Калипсо. По-русски. Калипсо. Танец или греческая нимфа?

      Этот обрывок они нашли у стены в коридоре, рядом с дверями в столовую. Видимо, его сорвали с одного из бесчисленных гвоздей. Почему это был единственный след, найденный ими? Куда делись все те многочисленные фотографии, которые, должно быть, там висели? Каков мотив? Зачем их убрали?

      О дверной косяк кто-то постучал, и Кафа, бросив последний взгляд в зеркало, повернулась к рыжеволосой женщине-полицейской. Ханна, как там ее по фамилии. Кафа попыталась изобразить улыбку.

      – Да. Что у нас есть?

      – Герда Тране, – начала рыжая, – владелица виллы. Ранее была замужем за директором Эрнстом Тране, но он умер тридцать лет назад. У них был сын, Аксель Тране, и он тоже мертв. Никаких родственников. Никаких близких друзей.

      – Вот как?

      – Сын служил в армии, погиб от несчастного случая в девяностых, через несколько лет после смерти отца. Соседи описывают вдову как строгую, бережливую даму. Говорят, она давно болела.

      Женщина в форме наморщила лоб и продолжила:

      – Судя по всему, ей помогал человек из коммуны. Ухаживал за газоном и домом. Крупный и молчаливый мужик, по словам соседей.

      – Крупный? – переспросила Кафа. – Как тот, что на лестнице?

      Женщина кивнула.

      – Удивительно, но коммуна отрицает, что кто-то из их сотрудников здесь работал. Я покажу вам кое-что?

      Ханна пошла к соседней комнате, спальне. Воздух был спертым и пыльным, на стенах красовались дорогие тканые обои в темный цветочек. На окнах висели кружевные шторы. Голые подоконники. На ночном столике ни фотографий, ни книг. Аккуратно заправленная двуспальная кровать.

      Кафа раздвинула шторы. Далеко внизу, в маленькой гавани, она увидела пустые лодочные места. Прямоугольные тонкие металлические листы покачивались на воде темного моря. Лодки затащили на сушу на зиму.

      – Вы сказали, что холл напомнил вам мавзолей, – сказала Ханна. – Разве здесь у вас нет такого же чувства?

      Кафа подошла к гардеробу. Открыла дверцы. Полка за полкой с нижним бельем,