Калипсо. Ингар Йонсруд

как отцу было нелегко рассказать сыну, что таблетки в шкафчике над раковиной – новые разновидности антидепрессантов. Что он находится дома днем, потому что в пьяном состоянии переусердствовал с таблетками. И вот пока он сидел под дверью и слушал, новые и новые оправдания рождались в голове. Но воображаемые диалоги всегда заканчивались одним и тем же: Якоб спрашивал, почему. А Фредрик не мог ответить.

      Так что этим вечером Фредрик просто встал и постучал в дверь.

      – Ты хочешь знать, почему я не работаю?

      – Нам необязательно говорить об этом, пап.

      – А я думаю, нам нужно поговорить.

      Якоб тряхнул тяжелыми темными кудрями.

      – Мама что-нибудь рассказала? – Фредрик попробовал улыбнуться.

      – Мы можем поговорить об этом в другой раз? Я не хочу сейчас.

      – Ну нет так нет. О чем тогда поболтаем?

      – Если хочешь, можешь зайти.

      Над столом сына висела фотография собора в Трумсе. Якоб с Софией жили там, пока их отчим не был назначен директором Департамента образования и семья не вернулась в Осло. Треугольное здание церкви со стеклянным фасадом и тонким крестом светилось в зимней ночи. В углу между стеклом и рамкой было втиснуто маленькое фото. Пухлая, приветливая девочка со множеством мелких косичек и веснушками.

      – Кто это?

      – Никто.

      – Никто?

      – Да так, одна девчонка в школе. Ирене.

      – Вот как, – выдавил Фредрик. – Что играешь?

      Якоб закатил глаза. Надел наушники и поднял с кровати неестественно огромную скрипку.

      – Кое-что из Брамса. Я аккомпанирую со слуха, – объяснил он, как будто отец явился из Средневековья.

      – Можно послушать?

      – Тогда сиди тихо, – сказал Якоб, закрыл глаза и стал раскачиваться. Он был почти на голову ниже отца, но мощнее в плечах, полнее телом, фигура досталась от матери. Уже почти взрослый, но только почти. Звук альта был злой, резкий и смелый.

      Закончив играть, Якоб остался сидеть в наушниках.

      – Теперь можешь идти.

      В спальне Фредрика было темно, лишь плоский телевизор перед кроватью освещал пол и стены. Синим и желтым, теми же цветами, что и в студии дебатов на экране. Примерно год прошел с тех пор, как премьер-министром стал Симон Рибе. Теперь лидер партии Хейре стоял и, прищурив один глаз, поучал своих политических противников, рассказывая об оборонной политике. Когда Фредрик скользнул взглядом по экрану, Беттина приглушила звук. Демонстративно вздохнула, когда он не отреагировал. В его голове все еще звучала мрачная и в то же время прекрасная мелодия, которую играл Якоб. Фредрик согнал Кресус с постели. Сел рядом с Беттиной, и она, как обычно, положила голову ему на грудь. Взяла его член. Под темными волосами он различил бледную кожу головы. Он положил руку ей на плечо, на исказившуюся татуировку с орлом, которая всегда так портила ему настроение.

      – Хочешь поговорить об этом? – спросила она.

      – О бюджете на оборону?

      – Нет, – раздраженно ответила она.

      Нет. Он не хотел