и комично заныривает в глубину глумящегося человечества) С этим всё ясно! Но если кому-то из собравшихся здесь всё же придёт в голову засомневаться в моей искренности и честности, я охотно уделю ему своё время для собеседования после собрания! («Лжец!») Кто это сказал? (опять над студентами выбрасывают очкастого Петрушку и он взмывает высоко над рядами, хаотически размахивая над головами юных палачей руками). Я сейчас займусь вами, мерзавцы, погодите у меня! (довольный рёв толпы в ответ: «Милости просим, приятель! Вот он! Вот!». Заседание на несколько минут оказывается прерванным. Председатель покидает свой пост и начитает вращать руками, не то как ветряная мельница, не то как дирижёр погорелого театра. Профессор продолжает выкипать от ярости. Он стоит как полный сил бычок, руки в боки, выставив бородищу вперёд, побагровев от ярости и с широко раздутыми от возмущения ноздрями.) Все великие изобретатели, исследователи и новаторы были отвергнуты толпой жалких, безграмотных плебеев, плебеи всегда сомневаются в полезности новаций! Плебейское сомнение – это клеймо, впечатанное в чугунные лбы всех идиотов! Когда к ногам невоспитанных, тупорылых и продажных глупцов бросают славные знамёна великих открытий, у большинства этих уцелевал не хватает ни творческой фантазии, ни интуиции, ни природных инстинктов, чтобы осознать их величие! Но никакой вины за это первооткрыватели не несут! Ваше святое призвание – предавать и поливать грязью людей, которые, рискуя жизнью и репутацией, отправляются открывать новые горизонты мировой науки! Вы побиваете камнями пророков! Поносите и гоните святых! Травили Галилея, Дарвина, а теперь… меня! (Дикие животные вопли в зале. Звериный вой на галерке. Начавшийся и разгорающий хаос повсюду.)
То, что описано здесь, изъято в дальнейшем из моих стенографических записей, сделанных в тот день, и в очень малой степени способно описать тот вселенский хаос, который воцарился к описанному мной мгновению в аудиториуме. Всё завертелось, закрутилось, а потом и вовсе началось настоящее столпотворение, так что некоторые предусмотрительные дамы загодя стали спасаться бегством. Общий пыл обуял не только горячих студентов, но и заразил более респектабельные слои. Клянусь, на моих глазах седобородые старцы, как маленькие дети, срывались со своих мест и яростно тряся кулаками, плевались и грозились всеми мыслимыми и немыслимыми карами вконец распустившемуся профессору. У некоторых была бешеная пена на губах. Чрезвычайно многолюдное сообщество закипало, шумело и булькало, как раскалённый на плите чайник. Наконец профессор сделал несколько шагов вперёд и воздел руки к небу. В этом пузатом великане ощущалась такая властная сила и непреклонность, что самые отпетые крикуны стали потихоньку замолкать, остановленные и усмиряемые его властным жестом и жёстким взглядом. И внезапно зал стих. Теперь все готовы были бесплатно слушать даже нагорную проповедь.
– Здесь
