Затеряный Мир. Перевод Алексея Козлова. Артур Конан Дойль

а поэт-американец?

      – Выдумки сумасшедшего!

      – Я своими глазами видел наброски из альбома!

      – Челленджер не мог нарисовать ничего подобного в альбоме?

      – Вы думаете, Челленджер сам изобразил животных?

      – Сам! Без сомнения! А кто ещё?

      – Ладно, замнём, а фотографии?

      – На этих фотографиях различима только расплывающаяся чернота. Вы же сами только что сказали, что разглядели там только птицу!

      – Птеродактиля!

      – Ну, если он так считает! Он сам вбил в вашу голову, что это птеродактиль!

      – Ладно, а кости?

      – Первую кость он позаимствовал из своего бифштекса в ресторане! Вторую слепил на досуге! Небольшая ясность ума, запасы школьной смекалки, кое-какие знания и умения, и вы сами смастерите что вам угодно, можно по выбору сфальсифицировать и кость, и фотографический снимок!

      У меня голова пошла кругом. Скорее всего, действительно, я слишком хотел принять желаемое за действительное. I had been premature in my acquiescence. И затем меня осенило.

      – Вы пойдёте на собрание? – спросил я.

      Тарп Генри на мгновение задумался…

      – Это не слишком популярная персона, ваш гениальный Челленджер – сказал он, растягивая слова, – куча людей точит на него ножи и готово расправиться с ним при первой же возможности. Я наслышан, что это самый ненавидимый человек в Лондоне. Если про это прознают студенты медики, они наверняка припрутся на лекцию и жуткого скандала тогда не оберёшься. Честно говоря, мне не очень хочется тусоваться к клетке для тигров или в палате для буйных душевнобольных в Бедламе.

      – Неплохо было бы всё-таки отдать ему должное и ознакомиться с его доводами в его личном изложении.

      – Хорошо, раз этого требует справедливость! Тогда я – ваш компаньон на весь этот вечер!

      Когшда мы прибыли к лекционному залу Зоологического института, там бывло много больше публики, чем я мог ожидать. Электрические кареты одна за другой разгружали у парадного подъезда серьёзнейших, насупленнейших, седовласейших профессоров, а публика попроще втекала через общий сводчатый вход. Было ясно, что здесь собирается не только научная элита, но и широкие народные массы. И правда, едва мы сели на свои стулья, нам сразу стало понятно, что от задних рядов и галерки, которые вели себя более чем разнузданно, можно ожидать любых сюрпризов. Обычно такого рода наглостью славились медики. Я подумал, что во многих больницах сейчас возможно нет ни практикантов, ни врачей и дела некоторых пациентов складываются очень плохо. В основном публика вела себя добродушно, но под этим добродушием явно крылось желание поприкалываться. Всё время зал оглашали смешки, кто-то запевал песенки, песенки подхватывались громким брутальным хором, кто-то визгливо хохотал, не очень хорошая прелюдия для серьёзной лекции, не так ли? С самого начала в зале ощущалась потребность в солёных шуточках. Все ждали только повода для начала потехи. Перед