Ночь вампиров. Денис Чекалов

а потом кровь пьют.

      – Ты читал? – спросил я.

      – Ну, обычно это не настоящая кровь. Они наливают там вино или еще что, и делают вид, что это вино. Но некоторые из них сходят с ума – сворачиваются от всякой религиозной дребедени, и пьют кровь взаправду.

      – Я тоже слышал о такой религии, – подтвердил я. – Это христианство.

      Найти троих аспониканцев в толпе людей, где каждый второй был выходцем из таких же красивых и солнечных стран – эта задача скорее подходила для любителя мгновенной лотереи, нежели для человека, знающего более веселые развлечения, чем тыкать пальцем в небо.

      Но отыскать в толпе, какой угодно огромной, трех людей, которые ведут себя не как все – сил на это уйдет не больше, чем для того, чтобы обвести взглядом весь зал.

      К тому же те, кого я искал, должны были стоять где-то у берега людской клоаки.

      Я мог сделать все очень быстро.

      – Что ты там возишься? – недовольно спросила Франсуаз.

      Именно тогда я увидел его.

      Это на самом деле был аспониканец – среднего роста, широкоплечий, в серой рубахе с подвернутыми рукавами. Наверняка он был обычным крестьянином; солнце оставило темные следы на его лице. Длинные волосы слипались от жира; они расползались по его плечам и закрывали глаза, мешая смотреть.

      И все же я видел его глаза.

      Он смотрел прямо на меня – туда, где из-под потолка один за другим, волшебными фонтанами вырывались мириады сказочных бабочек света.

      Только теперь я осознал, что дискотека была грязна и мерзка только внизу; люди же смотрели наверх.

      Точно злая пародия на человечество, тем более злая, чем менее она приукрашивала и искажала то, что представляет из себя жизнь слабых и восторженных существ, которые называют себя людьми.

      Там, на земле, царили грязь, вонь, нищета – и отсутствие иного будущего, чем грязь, вонь и нищета. Но здесь, под потолком, столь недосягаемо высоким, что казалось, будто его и нет совсем, растворенного в темном небесном своде – здесь был рай.

      Яркий свет лился, не переставая, и те, внизу, знали, что он никогда не померкнет; он был гарантом, он был обещанием, он вселял в них веру в то, что где-то в их поганой жизни тоже может найтись что-то светлое и такое, что никогда не предаст.

      – Френки, я его вижу, – мои слова звучали негромко, словно я сам боялся, что кто-то еще сможет услышать их. – Но он один. Больше здесь никого нет.

      Девушка промолчала, и я видел, как она кусает нижнюю губу.

      – Двоих других здесь нет? – спросила она.

      – Нет.

      – Уверен?

      – Уверен.

      – Тогда надо его взять.

      Человек смотрел на свет.

      Темные глаза, темные от природы, оставались неподвижными – два черных зияющих провала, в которых не было ничего, кроме зияющей пустоты, жадной и ненасытной, и разноцветные звездочки небесного света засасывало внутрь этих трещин в человеческом теле, чтобы исчезнуть там, тухнуть и погаснуть навсегда.

      Он почти не моргал; и только изредка его веки вздрагивали, нервным