Николай Заболоцкий, как мне представляется, один из главных, а может быть, и главный русский поэт ХХ века. И самый загадочный человек в русской литературе. Человек, чья внешность, как сказал один из его итальянских переводчиков «напоминает о провинциальном бухгалтере», был человеком глубочайших внутренних страданий, скрытых прозрений, потрясающих философских откровений. Не говоря уже о том, что музыка его стиха – что в ранние годы, когда он занимался ОБЭРИУтским гротеском, что в поздние, когда писал классические ясные стихи – это музыка самая печальная, самая чистая во всей русской классической поэзии ХХ века.
Шварц – такое же простое и очевидное чудо, как его герои, как его язык, как простые реплики его пьес, заставляющие блаженно рыдать; его тридцатилетнее творчество, его шестидесятидвухлетнее присутствие среди нас, его советских соотечественников,– непредставимо, ему неоткуда было взяться. А с другой стороны – что может быть естественней, чем сказочник в аду? В сказках Шварца не происходит почти ничего собственно чудесного («Снежная королева», «Дракон», «Обыкновенное чудо» и многих других). Он старается спрятать чудеса за сцену или над сценой: никто не видит, как Ланцелот побеждает Дракона. Этого быть не может, и лучше этого даже не воображать.
Джером Дэвид Сэлинджер – самая неразрешимая, самая мучительная литературная загадка ХХ века. Писатель, замолчавший на пике славы. Ушедший в затвор. Только сейчас с 2015 по 2020 год он вернется к нам своими таинственными сочинениями: анонсировано появление пяти его книг, которые дожидались публикации в архиве. Что такое отшельничество Сэлинджера – творческий кризис или великая победа, которую можно было осуществить только в одиночестве? Ответ на этот вопрос мы узнаем в конце 2015 года. Но, конечно, еще до выхода первого романа – военного, автобиографического романа, мы попытаемся догадаться, что же с ним такое произошло.
Ариадна Эфрон – девочка с «венецианскими глазами». Дмитрий Быков не раз называл Ариадну Эфрон – своим идеалом. Он считает ее самой красивой, самой обаятельной женщиной в русской литературе XX века. И говорит о ней всегда только в превосходных степенях. Дочь Марины Цветаевой и Сергея Эфрона, девочка с «венецианскими глазами», бесконечно одаренная, бесконечно трагическая Аля… Отношение Быкова к Ариадне Эфрон – это редкий случай идеальной любви к женщине в литературе. И прочитать о ней лекцию – давняя мечта и задумка. Другое дело, что до сих пор не было уверенности, что к этой лекции готов слушатель лектория. Но теперь – момент настал. Лекция о том кем была и кем могла бы стать Ариадна Эфрон, наконец состоялась.
– Рискну сказать, что ключевой текст Ахматовой – крошечное предисловие к «Реквиему», и даже две строчки из него – ответ на вопрос: «– А это вы можете описать? И я сказала: – Могу». Если б она даже не описала – то есть ничем не доказала абсолютной власти над собой и над словом, – этого «могу» было бы совершенно достаточно, чтобы остаться в истории русской литературы и вызвать негодование властей. Сверхчеловек – не тот, кто говорит «Хочу», а тот, кто в тюремной очереди говорит «Могу».
Шварц – такое же простое и очевидное чудо, как его герои, как его язык, как простые реплики его пьес, заставляющие блаженно рыдать; его тридцатилетнее творчество, его шестидесятидвухлетнее присутствие среди нас, его советских соотечественников,– непредставимо, ему неоткуда было взяться. А с другой стороны – что может быть естественней, чем сказочник в аду? В сказках Шварца не происходит почти ничего собственно чудесного («Снежная королева», «Дракон», «Обыкновенное чудо» и многих других). Он старается спрятать чудеса за сцену или над сценой: никто не видит, как Ланцелот побеждает Дракона. Этого быть не может, и лучше этого даже не воображать.
Ариадна Эфрон – девочка с «венецианскими глазами». Дмитрий Быков не раз называл Ариадну Эфрон – своим идеалом. Он считает ее самой красивой, самой обаятельной женщиной в русской литературе XX века. И говорит о ней всегда только в превосходных степенях. Дочь Марины Цветаевой и Сергея Эфрона, девочка с «венецианскими глазами», бесконечно одаренная, бесконечно трагическая Аля…
Александр Вертинский – это мост между поэзией Серебряного века, последним классиком которого он стал и 50-ми годами, когда в России появилась авторская песня. Почему этот фольклор интеллигенции начался с Вертинского? Какова была его роль? Почему именно Вертинский создал один из самых обаятельных литературных образов, одну из самых прекрасных литературных масок конца Серебряного века? Обо всем этом мы поговорим, попытавшись вспомнить о нем не только как о замечательном артисте, но и как о большом поэте. Так называл его Маяковский, а добиться такого комплимента от Маяковского было очень нелегко.
Михаил Ефремов долго не соглашался читать лирику, из-за якобы плохой памяти и большой ответственности. Но ему понравилось! Сначала Быков уговорил его прийти на «Литературу про меня». Вечер прошел феерично, зритель поднажал, закидал записками с просьбой об отдельном вечере поэзии. После которого стало абсолютно ясно, что дуэт Ефремов-Быков должен продолжать совместные выступления! «Стихи про нас» – это любимые стихи Михаила Ефремова и Дмитрия Быкова в их же прекрасном исполнении. Впрочем, экспромты по заявкам из зала также возможны. «Заказывать» лучше из списка «Сто любимых стихотворений Быкова», который есть в открытом доступе. Кроме того, зритель станет свидетелем премьеры: Быков обещал написать два новых стихотворения специально к этому поэтическому вечеру. «Стихи про нас» станут новым циклом лектория «Прямая речь» и новой традицией.
Даниил Хармс – одна из самых трагических фигур русской литературы. Стихи и прозаические фрагменты, неизменно веселые, хотя и мрачные и циничные – это лишь одна из бесчисленных масок этого человека, проживавшего жизнь предельно серьезно. «Мне дороже всего в жизни чистота порядка», – говорил Хармс, имея в виду стилистическую чистоту и цельность. И эта цельность отличает все его творчество. Пожалуй, русский Франц Кафка – это и есть Хармс. Такой же трогательный, такой же несчастный, такой же глубокий. О том какова судьба Хармса, главная мысль Хармса, творческий метод Хармса и почему он прожил именно такую жизнь, мы и поговорим все вместе.