«…Последние, осенние книжки „толстых“ журналов доставили немало документов, свидетельствующих о пониженном самочувствии „интеллигентного пролетариата“. Остановим наше внимание на трех примерах: мы имеем в виду рассказы: Ек. Летковой „Мухи“ („Русское Богатство“, октябрь), Александра Кипенева „Метеорологическая станция“ (ibid) и М. Арцыбашева „Сумасшедший“ („Мир Божий“, ноябрь). Героями названных произведений являются в высшей степени неинтересные персонажи, типичные «серенькие люди», «эгоисты»… Все они переживают драму «одиноких людей», и на почве этой драмы вырастают цветы пессимистических настроений…»
«Позитивное „Русское Богатство“ выступило с критикой возрожденной в наши дни метафизики. Но, как и должно было предвидеть, направляя удар против последней, оно – в лице А. Пешехонова („Проблемы совести и чести в учении новейших метафизиков“) – сделало попытку направить удар и против истинно-реалистической „догмы“. Г. Пешехонов прибегнул в данном случае к не раз уже практиковавшемуся полемическому приему. Прием этот заключается в том, что устанавливается генетическая связь мировоззрения «русских учеников» с тем или иным реакционным учением. …»
«В конце девятидесятых годов русская беллетристическая литература переживала знаменательный кризис. После эпохи долговременного литературного «оскудения» наступила эпоха усиленной деятельности художественного творчества. Прогрессивная интеллигенция, сосредоточивавшая до тех пор внимание исключительно на выработке нового общественного миросозерцания, только что пережившая упорную борьбу двух непримиримых общественных доктрин, начинала заметно интересоваться областью изящной словесности; явился большой спрос на литературные шедевры, горячо обсуждались вопросы о технике художественных произведений. …»
«…Новые интеллигенты вышли из несколько иных общественных слоев, чем разночинцы-„шестидесятники“: они более принадлежали „народу“; они были воспитаны в среде, которая более чувствовала на себе тяготу общественных отношений дореформенной России. … Теория планомерного исторического развития была ими поколеблена. Они склонны были веровать в стихийность хода истории. Они не могли исповедовать догмат критически мыслящей личности, потому что отказались признавать за интеллигенцией силы, необходимые для „руководительства“ историей, потому что не знали цельной гармонически развитой личности, потому что их „я“ было убито в них жизнью. Типичнейшим и талантливейшим выразителем взглядов новой интеллигенции явился Глеб Успенский. …»
«…Принцип экономической самостоятельности не был тогда понятен большинству женщин. Женщина была лишь принадлежностью своего супруга и своей семьи. Незамужняя женщина считалась вполне бесправным человеком, и она стремилась неизменно „быть тем, чем вообще была тогда женщина“, – стремилась сделаться принадлежностью чьего-нибудь домашнего хозяйства. …»
«…Французские критики, вроде известного Лансона, обозревая литературное движение во Франции с конца ХVIII в. до конца XIX в. склонны обыкновенно отмечать только какую-то стихийную смену литературных школ. Они объясняют падение одной литературной школы и воцарение на ее развалинах другой, главным образом, тем, что художественные приемы известной школы и разрабатываемые ею сюжеты обветшали, надоели публике, стали действовать на нее угнетающе, – тем, что литературные принципы известной школы, получивши одностороннее развитие, наложили на искусство слишком тяжелые оковы. И публика радостно бросается навстречу новой школе, обещающей избавить ее от скуки и „гнета“…»
«…если основываться на словах самой г-жи А. Вербицкой, оказывается, что мы имеем дело с писательницей, стоящей, несомненно, в передовых рядах прогрессивной интеллигенции, с убежденной проповедницей „новых общественных истин“. <…> К сожалению, та характеристика, которую дала самой себе г-жа А. Вербицкая, далеко не точна. …»
«…М. Альбов, наравне с Антоном Чеховым, ограничил круг своих художественных наблюдений средой „сереньких людей“. И его серенькие люди во многих отношениях напоминают чеховских героев. Подобно чеховским героям, его серенькие люди – жертвы однообразной рутинной жизни. …»
«Пессимистический взгляд на современное состояние русской беллетристики получил, как известно, весьма широкое распространение. „Литературное безвременье“ – вот предмет постоянных жалоб, раздающихся и в обществе и в печати. „Литература оскудевает“ – вот положение, которое в большинстве случаев признается за неопровержимую истину, за истину, не требующую никаких доказательств. „Современным художникам также далеко до писателей „классического“ прошлого, как земле до неба“, – таковы категорические заявления, которые приходится слышать почти на каждом шагу. Но насколько категорические заявления и жалобы справедливы? …»
«…В своей книге „Субъективизм и индивидуализм в общественной философии“ г. Бердяев характеризует Н. К. Михайловского, как „замечательнейшего философа – публициста народничества“ и объясняет его философию из условий общественного и экономического развития, имевшего место в эпоху семидесятых годов…»