Выборгская светотень. Анастасия Александровна Калько

серой скалы. "Эспиля" уже работал в нормальном режиме, и это порадовало адвоката; в Петербурге пока все точки общепита только торговали на вынос. Пить кофе из бумажного стаканчика на скамейке и жевать бутерброды с одноразовой тарелочки или в салфетке Науму за два месяца уже поднадоело. Он сел за столик на одной из самых высоких террас и открыл меню.

      Правда, и здесь были напоминания о пандемии. Столики расставлены на почтительном расстоянии друг от друга, на них рядом с салфетницей и приправами стоят флакончики с антисептиком для рук, а терраса расчерчена желтыми квадратами.

      Наум ждал одного из работников больницы, в которой должен был работать Константин Нестеров и в которую, по зловещей иронии судьбы, он попал в качестве пациента.

      Адвокат просмотрел меню и заказал для начала чашку кофе. Человек, которому он назначил встречу, запаздывал – видно, что-то задержало на работе. Врачи сейчас прочно и надолго забыли о том, что такое нормированный рабочий график и свободное время.

      Гершвин развернул местную газету, которую только что купил в киоске "Роспечати" и вспомнил, как весной они все тоже закрылись. Раздобыть свежую газету тогда было крайне сложно. "Как в войну, дети мои, когда "Правду" с самолета под обстрелом сбрасывали, – говорил он друзьям и коллегам, – за свежий номер даже дрались!". Но это было позади. "Оживаем потихоньку, – Гершвин просматривал заголовки и пробегал глазами статьи. Ленобласть была разделена на красную, желтую и зеленую зоны. Продолжалось поэтапное снятие ограничений в зависимости от "колера" территории. – Не думал, что для меня станет радостным событием то, что я сижу за столиком в ресторане, пью кофе из нормальной чашки и читаю только что купленную газету. Раньше для меня это было обычным делом; а как же иначе. А сейчас – долгожданное событие. Так вот и учишься радоваться даже малому. И новости наконец-то не только о пандемии", – адвокат прочитал аннотацию к новому сборнику местного поэта и одно из его стихотворений. Стихи оказались недурными, и Наум перечитал их уже более внимательно.

      В аллее появился человек, которого ожидал Гершвин. Наум привстал и помахал ему рукой, а потом подозвал официантку.

      – Я не понимаю, почему это случилось, – врач, худощавый молодой человек, бледный от усталости после дежурства и долгого пребывания в помещении, да еще в защитном костюме, нервозно потирал руки. Сухой шелест без слов говорил о том, что он чаще, чем простые граждане, имеет дело с дезинфицирующими средствами, иссушающими кожу. Он за пару минут проглотил свою порцию пиццы "Прошутто" и явно с удовольствием съел бы еще столько же, но ему было неловко говорить об этом, да и зарплата не позволяла роскошествовать в ресторанах. Еще его несколько сковывала популярность его собеседника. Гершвин был "модным лоером № 1", часто выступал на телевидении, и его речи давно уже растащили на цитаты. Многие судебные хроникеры специально ходили "на Гершвина", как на концерты топовых знаменитостей. – Константин привез результаты анализов, сделанных