Высокие ставки. Дик Фрэнсис

как остальные двое?

      – Дайэл из кожи вон лезет. А с Ферриботом еще надо работать.

      – Боюсь, Ферриботу больше не нравится участвовать в скачках.

      Сигарета Руперта застыла, не донесенная до рта.

      – Почему вы так думаете? – спросил он.

      – Этой осенью он участвовал в трех скачках. Вы ведь, наверно, заглядывали в каталог. Все три раза он показал плохой результат. В прошлом году он был полон энтузиазма и выиграл три скачки из семи, но последняя скачка была очень тяжелой… и Раймонд Чайльд избил его в кровь хлыстом. И этим летом, на пастбище, Феррибот, похоже, решил, что, если он будет слишком близок к победе, ему снова придется отведать хлыста, так что единственный разумный выход – не высовываться. Вот он и не высовывается.

      Руперт глубоко затянулся, поразмыслил.

      – Вы рассчитываете, что я добьюсь лучших результатов, чем Джоди?

      – С Ферриботом или в целом?

      – Ну, скажем… и в том и в другом.

      Я улыбнулся.

      – От Феррибота я многого не жду. Дайэл – еще новичок, величина неизвестная. А Энерджайз может выиграть Барьерную Скачку Чемпионов.

      – Вы не ответили на мой вопрос, – мягко заметил Руперт.

      – Не ответил. Я рассчитываю, что вы добьетесь других результатов, чем Джоди. Этого достаточно?

      – Мне бы очень хотелось знать, почему вы с ним расстались.

      – Из-за денежных недоразумений, – сказал я. – А не из-за того, как он работал с лошадьми.

      Он стряхнул пепел с механической точностью, показывавшей, что мысли его заняты другим. И медленно произнес:

      – Вас всегда устраивали результаты, которые показывали ваши лошади?

      Вопрос завис в воздухе. В нем таилось множество мелких ловушек. Руперт внезапно поднял голову, встретился со мной взглядом, и его глаза расширились – он понял.

      – Вижу, вы понимаете, о чем я спрашивал.

      – Да. Но ответить не могу. Джоди обещал, что привлечет меня к суду за оскорбление личности, если я кому-то расскажу, почему я порвал с ним, и у меня нет оснований не верить этому.

      – Эта фраза – сама по себе оскорбление личности.

      – Несомненно.

      Руперт весело встал и раздавил окурок. Теперь он держался куда дружелюбнее.

      – Ну, ладно. Пошли, посмотрим ваших лошадок.

      Мы вышли во двор. Повсюду чувствовалось процветание. Холодное декабрьское солнце освещало свежевыкрашенные стены, двор был залит асфальтом, повсюду аккуратные цветочные кадки, конюхи в чистых комбинезонах. Ничего общего с тем беспорядком, к которому я привык у Джоди: никаких метел, прислоненных к стене, никаких сваленных в кучу попон, бинтов, щеток и ногавок, нигде ни клочка сена. Джоди любил показывать владельцам, что работа кипит, что у него о лошадях постоянно заботятся. Руперт, похоже, предпочитал прятать пот и труд с глаз долой. У Джоди навозная куча была всегда на виду. У Руперта этого не было.

      – Дайэл стоит вот тут.

      Мы остановились у денника, расположенного снаружи основного прямоугольника, и Руперт ненавязчивым щелчком пальцев подозвал конюха,