Уездный детектив. Незваный гость. Татьяна Коростышевская

Брют, чей цилиндр едва доставал плеча ближайшего охранника, два Брютовых секретаря в штатском, пара жандармов, начальник вокзала со своим адъютантом и Семен Аристархович Крестовский, в чьих руках я заметила букет льдисто-белых цветов белокрыльника. Пристойный выбор для вдовицы.

      Попытку мою прошмыгнуть в свой вагон пресек Эльдар Давидович:

      – Не суетись, Попович, нас заметили.

      Первым ко мне подлетел его высокопревосходительство.

      – Евангелина Романовна, какая приятная неожиданная встреча!

      Мамаев поклонился, косясь на вагонного, который вытянулся во фрунт, дрожа от усердия.

      Я присела в книксене, пробормотала:

      – На задание отправляюсь, Юлий Францевич.

      А про себя добавила: «Вы мне этим представлением всю конспирацию вот-вот порушите!»

      – Куда? – удивился Брют громко. – Семен Аристархович ничего мне не рассказывал. Надолго?

      – К слову, наверное, не пришлось, – посмотрела я на шефа. Он злился. – Неделя или две.

      – По возвращении, Евангелина Романовна, извольте немедленно ко мне на ковер, – велел канцлер. – У меня для вас сюрприз.

      – Разбалуете меня, ваше высокопревосходительство, – честно предупредила я, но быстро поправилась: – Всенепременно явлюсь.

      – Ну что ж… – Юлий Францевич обернулся через плечо, бросил взгляд на даму в трауре, спускающуюся из вагона первого класса, хихикнул. – Желаю вам, надворный советник, исполнить задание с блеском.

      Если бы он бросился обниматься на прощанье по старинному берендийскому обычаю, я бы, клянусь, лишилась чувств. Но обошлось. Канцлер залихватски прикоснулся к цилиндру и пошел к траурной даме.

      Хороша была графиня Головина. Рыжая, томная, с влажными ореховыми глазами, пухлым ртом, острым прямым носиком и черными бровями вразлет. Рассмотреть все это великолепие удалось, оттого что при приближении Брюта графиня подняла с лица плотную черную вуаль.

      – Что за самоуправство, Попович? – Шипение начальства отвлекло меня от разглядывания красот вдовицы. – Мамаев, ты совсем берега попутал?

      Семен задержался и теперь по очереди прожигал нас гневными взглядами.

      – Потом все объясню, – не испугался Эльдар. – Выбора не было.

      Синие глаза остановились на мне. Я промолчала.

      Графиня воскликнула, мило грассируя:

      – Семен Аристархович! Семен! Сеня!

      При первом же возгласе начальство ощутимо вздрогнуло и обернулось. Головина устремилась к нему навстречу, я попятилась к подножке своего вагона, Мамаев подал мне руку.

      – Давай, букашечка, не мешкай, эдакой образцовой скорбью лучше из окна любоваться.

      – Прощай, – взобралась я по ступеням.

      Он помахал рукой. Сверху мне было видно, как Ева Головина рыдает на груди Крестовского. Он придерживал ее за плечи, белые бутоны белокрыльника красиво контрастировали с траурным нарядом.

      В окно купе я смотреть не стала, даже шторки задернула, чтоб соблазна не ощутить.

      Соберись, Геля,