Уездный детектив. Незваный гость. Татьяна Коростышевская

была припасена, так сказать, на погоны. Поэтому я замотала головой, выражая на лице незамутненную придурковатость, столь ценимую любым начальством:

      – Как можно, Семен Аристархович?

      Зорин, по обыкновению, выступил примирителем.

      – Сдается мне, дама и господа, не с того начинаем. Ты, Семен, сперва нас в дело посвяти, а после решим, кого отправить.

      – Протестую! – повторила я в который раз за день. – То есть против последней части, Иван Иванович. Исполнитель избран жребием, и теперь именно его, то есть меня, ввести в курс надо.

      Шеф отвернулся, оседлал стул в центре ковра, обвел присутствующих взглядом.

      – Неужели название Крыжовень вас ни на какие идеи не натолкнуло?

      Меня натолкнуло на мысли о варенье с последующим слюноотделением, но я говорить этого не стала.

      – Да не томи уже! – Эльдар придвинул стул поближе к моему столу, чтобы Крестовскому не приходилось вертеть головой из стороны в сторону.

      – Степка Блохин? – вдруг спросил Зорин. – Ординарец твой? Ты ему, кажется, в этом Крыжовене местечко околоточного выхлопотал.

      – Семушка никого заботами не оставляет, – шепнул мне смешливо Мамаев, – особливо братьев по оружию, денщика даже к должности пристроил. Крыжопень, надо же! Ох, прости, Гелюшка, все забываю, что ты дама.

      – Я все слышу, Эльдар, – сообщил Крестовский кисло. – Будешь над начальством потешаться, сам в эту тьмутаракань поедешь, да не просто так, а чтоб занять освободившееся место тамошнего пристава.

      – Не околоточный? – уточнила я, черкая в блокноте. – Пристав? Блохин Степан… Как по батюшке?

      – Фомич. Блохин Степан Фомич, отставной прапорщик.

      – Женат? Дети есть?

      Как бы шеф не был на меня зол, деловитость ему очень нравилась. Я же писала, чтобы смотреть на строчки, а не на львиногривого своего действительного статского советника. Служба и личная жизнь, как вас разделить? Эх, Геля, решать тебе что-то пора. Потому что не делится оно, хоть тресни.

      – Нет, – ответил Крестовский. – Блохин холост и бездетен, а с грудня шестого числа еще и мертв.

      Я обвела первую строчку траурной рамкой.

      – Когда узнали?

      Шеф хмыкнул.

      – Нынче утром, когда запросы из Змеевичской управы разбирал.

      Начало грудня, а сегодня у нас двадцать пятое число лютаго. Три месяца. Однако работа нашей почты оставляет желать лучшего. Дождутся, ироды, конкурентов, гнумы давно в сенат предложение о частных письмодоставках внесли. Глядишь, к осени вопрос и решится.

      Я записала дату и «уезд Змеевичи», к которому относился упоминаемый Крыжовень.

      – Причина смерти?

      – Официально – самоубийство.

      – Наследники имеются?

      – Дальние родственники, но им, по понятным причинам, ничего не перепадет. Сам Степан богатства не нажил.

      Ну да, если бы этот Блохин на службе жизни лишился, то и пенсия его и что-нибудь за выслугу перешли бы по наследству, а так… Кошмарная ситуация. И позор.

      – Но