Пропонтида. Макc Сергеевич Wolf

даже в самых экстренных ситуациях, я принимал решения сам и вытаскивал Вас обоих, не считая твоего закомуристого виртуозника, из передряг. Каждого из вас, каждого. То-то изволь мне составить план моего действия. Передай титул мне.

      – Ты же пересядешь, я знаю, не сейчас, так через минуту, – ответил самоуверенно Шевронов, снова выпучив глаза, но уже почти протрезвевшие.

      – Спорим, что нет?

      – Спорят затейники, я же простой служащий при своем же дворе.

      – Ааа, ты же у нас свободомыслящий, сам решил – изведал, сам захотел – сделал да помог. В добродетели заделался. В детектива всё играешь, так вот, ты и есть затейник, считай, поспорили, без рукопожатия, на условиях распознавания. Я распознал, кто ты! Ты чудачин, без сомнений.

      Шевронов не стал отвечать на идиотские суждения гостя, а почему-то, отрезвев, вспомнил о той женщине. Его стало мучить одно обстоятельство; бережное чувство, переживание возникло у него. Ночь холодна, где сейчас она пережидает её, небось, в гостиной, на вид прилежная и выглядит опрятно, с деньгами у неё не должно быть проблем. Вполне получила наследство от скряги-отца. Сидит себе сейчас в тёплых, набитых пухом, подушках, пьёт ликер и смотрит вечерние сеансы этих, кто приворожить может!

      «Самодостаточная, довольствуется, вероятно, хорошим положением, муж невероятно деликатен, снабжает, или скупой батька её!» – всё размышлял Шевронов, тараща глаза, побивая себя по лицу ладонями, чтобы не уснуть.

      – Это всего лишь моих домыслов су… су… – он зачихал, забормотал, глубоко вздохнул, успел забрезжить рассвет пока он протяжно завопил, – суть!

      С минуту он уже стал серьезней относиться к данной проблеме. Может она вообще безденежная, одинокая, брошенная. А что меня так тревожит… «Эй! – крикнул он громко и с натужностью в голосе, – вечный бармен, плесни ещё».

      – Куда тебе, отбой! – вмешался малоизвестный штукатур, всё украшавший себя мыслью, что известность к нему придёт благодаря его проекту. Через год или два, но злополучная слава придет… – Этот серпантин тебя уже ужалил раз двадцать, кабы не больше, мужайся, обруби желание, чего стоишь, пялишь, пьяных никогда не видел? Убирай парнишка от греха подальше, выполняй свою работу, бармен! – тут он с усмешкой обозвал его «чудасий», на что тот озлобился, взял резко стаканы и удалился насовсем.

      – Ушел? – спросил Шевронов, подпирая балахон своего плаща и укутываясь в его меха.

      – Уволился! – насмешливо высказал мужик с огромными, рабочими руками.

      – А я не подписал увольнительную, не по закону, беззаконника вернуть, к суду причисляем, – уже зевая, чуть заикаясь и гундося, сжевывая слова, Шевронов заснул крепким сном, так и не проучив беззаконника.

      – Ой, откинься, Шеврон, угомонись, оставь парня, – напирал на него хозяйственный мужик, – кто сейчас закон соблюдает, только избранные, но он не из их числа, потому что у нас они не водятся. Так что пусть шурует, свет ему дорога.

      – Да он подушку мнет уже,