Пропонтида. Макc Сергеевич Wolf

акрыв свои слабые веки.

      – Спи.

      Я укутал её полотняным одеялом, а сам смотрел на слабо сверкающие свечи, надеялся, упрашивал их, примените там магию что ли, ради Христа! Мать моя увядает как цветок лилии. Настигла её болезнь. Настигла. Черт меня дернул всем, кому не попадя, деньги раздавать. Милосердие, тьфу! А мать-то моя от моего милосердия чахнет с каждым днём. Я вышел, всё, хватит, я вышел, закрыв за собой тугую дверь. А утром она выздоровела! Свечи, спасибо Вам! Но я по-прежнему не верю в магию, может, она сдаваться не хотела, она у меня сильная. И нет тут никакой магии, нету! Всё это брехня на постном масле. Просто сдаваться не хотела, вот и всё!

      Собранные Шевроновым Иннокентием Степановичем письма из бюро хранения, и положены в долгий ящик от посторонних глаз. Некоторые он выставлял на показ, чаруя каждого уникальным своим умом находить истории не только захватывающие и интригующие, но и очень, очень трогательные, которые могут растрогать даже отъявленного браконьера, и он в скором времени перестанет совершать варварское дело, и поступит уже благородно. Среди всех этих историй, лежали, пожалуй, самые трогательные и откровенные, два больших свертка, завернутые плотной бумажной тканью, были помещены на дне сундучка, в надежде на то, что владелец заметит их, и от любопытства вскроет один сверток, и непросто прочтет, а не станет хвалится находкой… Но этого не случилось, они так и остались в самом холодном месте сундучка, среди уже использованных бумаг и сорванных жгутов, не вскрытые, и по-прежнему затаенные, в надежде, что в будущем предстанет случай, и владелец найдет им должное применение…

      Часть первая

      Глава I

      Солнечный фотон излучал жаркие лучи, которые не столь обжигали, а уверено и мягко подогревали почву Земли, фасады и фронтоны домов, обогревали дороги и улицы. И это пекло только разрасталось, градус повышался с каждым часом на уровень выше, и спектральная аномалия никак не радовала меня. «Так, – со вздохом досады взглянул Шевронов на настольные часы, не вставая еще с постели, – а начиналось только утро, восемь часов до полудня, хм, прекрасное начало дня».

      Несмотря на неблагодарность, по его мнению, погодной коммуны Шевронов всё-таки с натяжкой недовольно-издерганного чувства вышел во двор своего уютного домика. Дорожка из плит вела прямо на деревянный стенд, где, собственно, размещалась вся информация о городе, жителях и последних новостях из мира одного просвещенного города.

      – Так, что у нас на днях, – посмотрел он на объявления, развешанные брошюрки, сводки новостей, и ничего там нового, собственно, не нашел… а нет, Шевронов человек с неординарным мышлением и способностью из старого выпытать свежее, – «Притащите мне сколоченный ящик, улягусь туда, а закапывать не, не стоит, сердечные мои. Вместо земли набросайте в яму кусты черемухи, хочу помереть в благовонии», – вычитал где-то из «уличного журнала», так величают журнал из древесины, в котором вместо бумажного волокна, почему-то используют уличный общественный забор.

      – Вдвойне удивили мои сегодняшние открытия, что только не выдумают люди! – испытал гармоничный всплеск настроения и задорного состояния наш герой незатруднительной повести.

      Миловидно улыбнувшись, Шевронов оставил пометку в своей записной книжке, сохранив понравившуюся, за последнее время, историю человека и ящика, освободил место для ещё приготовленных газетных вырезок, чем чёрт не шутит, ночами за работой; любезно приветствовал шедшего по тротуарной тропинке старика с собачкой, тот мило поднял шляпу и добродушно улыбнулся, запустив руку в шляпу, доставая комбикорм в виде косточки, зашвырнув, что есть мочи, в траву. А Галпа, собачка, визгливая и радостная, побежала галопом в траву за добычей; уже было собирался идти домой, как приметил на ветру подергивающийся листок с информацией об одной женщине. Она допытано искала участок для своего поселения. Дом из кирпича, и видно было, что дом из кирпичной постройки имел для нее значимое место, она выделила его крупным шрифтом. Печатными буквами всё, всё написанное было четко отшлифовано печатной прописью. И Шевронову показалось, что женщина писала это под воздействием безнадежности и, усталой рукой помечая главное, видимо, не надеясь уже отыскать то, чего ищет.

      – Всё, чего она хочет, выдано здесь. И я бы пошел, но меня держит что-то, – думалось Шевронову, но растолковать это ему пока не под силу, он стоял и обдумывал. Он было ушёл, но вернулся.

      – Да! Дом из кирпича, в нашей-то округе, не так-то легко найти. Роскошь! Но есть у меня один дом, красавица, он неподалеку, в густой озимьке домов, за кровлями. С нашим районом граничит, может, помочь ей, деньги запросят небольшие, сам хотел приобрести его. Но не получилось, им не понравилось, обидно им стало за меня, знают, чем я занимаюсь каждое утро. Да и мне неудобно, что моя добродетельная работа находилась бы так далеко от этой доски с различными объявлениями. Так что я отказался. А вот женщине он непременно сгодится. Дом прекрасный!

      Семь вечера, гости его, два человека и один бармен, который всё никак не может остановиться и прекратить каждодневные похождения к Шевронову в его усадьбу, в частности за одним делом, продолжал ловко и филигранно крутить разные бутылки