Ведьма: тьма сгущается…. Павел Лагутин

Мамаев потребовал у неё взятку, а она отплатила ему бородавками на руках. Соседка ведьмы, оказалось, тоже говорила о проклятии, и хоть Керченский поначалу не верил в эти сказки, но с каждым днём к нему в душу подсеивалось крохотное зёрнышко сомнения. Зёрнышки теперь превращались в ростки, а ростки прорастали и заполняли нутро, ведь основания для этого были, и не пустые.

      IX

      Керченский взглянул в ночное небо: тысячи звёзд, а на погонах – ни одной, лишь полоски. Он вёл старенькую синюю «четвёрку» с белой полосой на боку. Машина скрипела на кочках и лежачих полицейских, а при переключении скоростей подёргивалась, словно устала от размеренной езды и желала рвануть изо всех сил, показать, что она на что-то ещё способна. Проезжая неподалёку от улицы Бирюзовой, они с напарником, белолицым моложавым новичком, получили вызов:

      – Приём! Можете заехать на Бирюзовую, дом 3? Там старушка ругается на шум.

      – Принял, – ответил напарник.

      Керченский повёл машину в переулок. Редкие фонари выхватывали куски ухабистой дороги, остальное было во мраке, пока его не настигал дальний свет «четвёрки». Они остановились у фонаря. Из-за забора дома номер 3 показалось лицо старушки.

      – Ох, мальчики, добрый вечер, – сказала она, махнув рукой.

      – Вы полицию вызывали? – спросил Керченский.

      – Я-я! Уж измучилась, спать не могу из-за воя.

      Полицейские подошли к калитке, старушка открыла, и они вошли во двор.

      – Из-за воя? – переспросил напарник.

      Старушка закивала:

      – Да, да, из соседнего дома. Как будто волк воет – страсть как боюсь!

      – Ничего не слышу, – ответил напарник.

      Керченский подтвердил.

      – Вы приехали, и перестал. Вы всё-таки разберитесь, пожалуйста, а то с ума сведёт проклятая. Уже три дня как терплю…

      Они зашагали к соседнему дому. Сквозь покосившийся забор из досок просматривалась тьма. Двора лишь слегка касался тёплый луч уличного фонаря, остальное куталось в темноте, особенно дом. Его будто отделяла стена мрака, даже окна не отливали блеск, если они и вовсе там были.

      Керченский поискал звонок наощупь, напарник включил фонарик. Под небольшим навесом из потрескавшегося жёлтого пластика торчали два провода. Керченский подёргал ручку: заперто. Он встал на носочки и запустил руку поверх калитки. Что-то нащупал, по крайней мере, так ему показалось, но зацепился рукавом.

      – Эй, вот щеколда, – напарник подсветил калитку на уровне пояса.

      Керченский высвободил руку, в то время как напарник отворил калитку. Они вошли. Под ногами на дорожке похрустывал гравий, Керченский тоже достал фонарь: по обеим сторонам двор зарос сорняком, причём зарос по пояс, а кое-где высились стебли почти с человека.

      Напарник сдавленно чихнул в руку.

      – У меня аллергия на эту хрень, – он ткнул фонариком куда-то в заросли и громко высморкался.

      – Ладно, вали в машину, сам разберусь.

      Напарник