Узник концлагеря Дахау. Александр Бабин

ты, сынок, об этом и не думай, береги себя, – теплыми словами обласкала сына.

      Ей стало плохо, дружки Ивана, взяв ее под руки, довели до лавочки.

      – Ваня, я тебя провожу за околицу, – сказала Татьяна.

      Иван запрыгнул в кузов, взял ее за руки и легко поднял. Сели на деревянную скамью. Призывники не спускали глаз с Татьяны.

      – Красивая у тебя жена, – осмелился один из призывников.

      – Она у меня самая красивая! Ромашка! – и крепко прижал супругу к себе.

      Над головой закружила стайка ласточек, стрекоча наперебой. Иван поднял голову:

      – Вы-то чего прилетели, пришли провожать?! Спасибо, ждите, обязательно вернусь, – сказал он им.

      Ласточки, как бы услышав его слова, взмыли ввысь и закружились в птичьем вальсе.

      Выехали за околицу, Иван ладонью постучал по кабине:

      – Приостанови на минутку, – крикнул шоферу.

      Шофер остановил машину. Иван спрыгнул с кузова, принял на руки Татьяну:

      – Я, мужики, сейчас, – и быстрым шагом дошел до кромки леса и на березе, где его отец завязал из веток узел, рядом завязал еще один.

      Вернулся к машине. Татьяна, сразу обхватила его за шею руками, не давая ему сесть в кузов. Иван, поцеловал жену, разжал ее руки и ловко заскочил в кузов, сдерживая слезы, сказал:

      – Таня, я обязательно вернусь. Береги себя.

      Машина тут же тронулась. Татьяна прошла несколько шагов и остановилась. Помахивая платком, смотрела на машину, пока она не скрылась за поворотом. Дошла до березы, где Иван завязал узлом ветку, всю ее ощупала, как бы оценивая на прочность, вдруг без причины развяжется. Прислонилась к ней щекой, поцеловала и медленно пошла домой…

      Полуторка только к вечеру добралась до Кургана. По пути заезжали в три деревни, призывников набилось полный кузов. Как и говорил председатель, на железнодорожном вокзале формировался состав из зауральцев. Спрыгнув с машины, встали кучкой на перроне. Возле теплушек курили призывники, в хвосте поезда играла гармошка, слышались обрывки матерных частушек вперемешку со смехом. В глаза бросилась полевая кухня, чувствовался запах гречневой каши. Полный мужчина в гимнастерке с поверх надетым белым фартуком поварешкой накладывал в чашки кашу подходившим к нему гуськом призывникам. Недовольным голосом на них покрикивал:

      – Добавки нет, добавки нет, вас что дома не кормили…

      Шофер ненадолго отлучился, с собой привел коренастого старшего лейтенанта на вид за тридцать.

      – Мужики, прощевайте, дай бог еще увидимся, – попрощался шофер, завел машину и выехал с перрона.

      – В шеренгу по одному становись, – скомандовал офицер, встав по стойке смирно, приподняв в сторону руку. Вышел на середину, встал лицом перед строем и громко скомандовал:

      – Боец, подравняйся, – рукой указал на призывника, он на полшага выдвинулся впереди шеренги. – Равняйсь! – скомандовал он, выдержал паузу, – смирно! Отставить! Все служили или есть новички?

      – Есть, – ответили несколько призывников, Иван был в их числе.

      – Итак