Литературные портреты. Александр Сидоров

хладный камень,

      Ожесточен,

      Как серный пламень…

      Полежаев встречал уже в своей душе последний день и тень последней ночи – и погибал:

      Я погибал,

      Мой злобный гений

      Торжествовал –

      обычный патетический мотив его поэзии. И в гибели своей он вспоминал, как много было ему дано, какую яркую жизнь, какое буйство душевных сил сменяет собою нравственная смерть.

      Много чувства, много жизни

      Я роскошно потерял –

      в роскошной растрате бурно протекала его душа, и вот теперь она убита, попрана, унижена.

      Но зачем же вы убиты,

      Силы мощные души?

      Или были вы сокрыты

      Для бездействия в тиши?

      Или не было вам воли

      В этой пламенной груди,

      Как в широком чистом поле,

      Пышным цветом расцвести?

      И не только тоска удручает его по этой былой оргии душевных напряжений, но и ненависть к тем, кто его погубил, к «безответственному разбою» власти. И он призывает небо, чтобы оно громами своими покарало землю тиранов:

      Где ж вы, громы-истребители,

      Что ж вы кроетесь во мгле,

      Между тем как притеснители –

      Властелины на земле?

      Страстности его внутренних сил могла отвечать война, на которую он был послан, война с кавказскими горцами, с этими людьми-орлами, и она действительно вдохновила его на несколько ярких поэм, где колоритно рисуются баталия, кровавый пир сражения, прекрасный в своей мятежности Кавказ.

      Пламенное горение духа сказывалось у Полежаева и в его отношении к женщине. Ненасытным огнем трепещет его любовь, и он часто воспевает эти свидания; любовь неутоляющая; когда он говорит о женских глазах, эти глаза непременно черные, «огненные стрелы черных глаз», и локон – тоже черный, «локон смоляной». Какой-то чад у него в уме и сердце, и разгулен праздник его чувственности, на который он зовет цыганку. Когда молодая мать стоит у колыбели своего ребенка и его укачивает, то грешно ее «баюшки-баю», и дите свое называет она «постылый сорванец» и в сердцах желает ему уснуть навсегда, потому что ждет ее возлюбленный, и ребенок мешает ее любви. Ради рая, магометанского рая, Полежаев готов стать ренегатом, сорвать со своей груди «знак священный» и войти в гарем. Но недаром в поэзии Полежаева разгул как-то сочетается с элегией, и от безумия, от самоупоенного отчаяния наш страстный певец был спасен. Его творчество показывает нам возрождение Каина. Он долго «противоборствовал судьбе», он погибал, и злобный гений его торжествовал, и он тонул в жизненной пучине, он сам нарисовал эту страшную картину:

      Все чернее

      Свод надзвездный,

      Все страшнее

      Воют бездны.

      Ветр свистит,

      Гром гремит,

      Море стонет –

      Путь далек…

      Тонет, тонет

      Мой челнок!

      Но не утонул его челнок. Когда печать проклятий уже клеймилась на его челе и «в душе безбожной надежды ложной он не питал