Литературные портреты. Александр Сидоров

что я брежу, не поверить в ее существование, это было бы мне больно!.. Белокурые волосы, голубые глаза, быстрые, непринужденность – нет, с тех пор я ничего подобного не видел, или это мне кажется, потому что я никогда не любил, как в этот раз. Горы кавказские для меня священны… И так рано! С десяти лет. Эта загадка, этот потерянный рай до могилы будут терзать мой ум! Иногда мне странно – и я готов смеяться над этой страстью, но чаще – плакать. Говорят (Байрон), что ранняя страсть означает душу, которая будет любить священные искусства. Я думаю, что в такой душе много музыки».

      Предвиденье, что до могилы будет терзать ум поэта детская первая страсть, не было экзальтацией. Действительно, образ девушки не оставлял поэта – и когда с Кавказа он вернулся с бабушкой в Тарханы, и пять лет спустя, как мы можем судить об этом по приведенной выписке из его записной тетради 1830 г., и, наконец, за полтора года до смерти написанное Лермонтовым (1 января 1840 г.) стихотворение:

Как часто, пестрою толпою окружен…

      Как часто, пестрою толпою окружен,

      Когда передо мной, как будто бы сквозь сон,

      При шуме музыки и пляски,

      При диком шепоте затверженных речей

      Мелькают образы бездушные людей –

      Приличьем стянутые маски;

      Когда касаются холодных рук моих

      С небрежной смелостью красавиц городских

      Давно бестрепетные руки –

      Наружно погружаясь в блеск и суету,

      Ласкаю я в душе старинную мечту,

      Погибших лет святые звуки.

      И если как-нибудь на миг удастся мне

      Забыться – памятью к недавней старине

      Лечу я вольной, вольной птицей;

      И вижу я себя ребенком; и кругом

      Родные все места: высокий барский дом

      И сад с разрушенной теплицей;

      Зеленой сетью трав подернут спящий пруд,

      А за прудом село дымится – и встают

      Вдали туманы над полями.

      В аллею темную вхожу я; сквозь кусты

      Глядит вечерний луч, и желтые листы

      Шумят под робкими шагами.

      И странная тоска теснит уж грудь мою:

      Я думаю об ней, я плачу и люблю,

      Люблю мечты моей созданье

      С глазами, полными лазурного огня,

      С улыбкой розовой, как молодого дня

      За рощей первое сиянье.

      Так царства дивного всесильный господин –

      Я долгие часы просиживал один,

      И память их жива поныне

      Под бурей тягостных сомнений и страстей,

      Так свежий островок безвредно средь морей

      Цветет на влажной их пустыне.

      Когда ж, опомнившись, обман я узнаю

      И шум толпы людской спугнет мечту мою –

      На праздник незваную гостью,

      О, как мне хочется смутить веселость их

      И дерзко бросить им в глаза железный стих,

      Облитый горечью и злостью!..

      Д. В. Веневитинов (1805–1827)

      Это один из тех поэтов, которые затеплили свои свечи от пушкинского