Куролесовы страсти. Алексей Кутафин

с хвостом рыбёшки в зубах, упавшей из Алкиных рук – воровато шмыгнул в узкий лаз подполья.

      Да и дед Кузьма усидчиво усидел на месте, довольный своим потрясным рассказом.

      Очнувшаяся молодёжь кое-как освободилась из-под лавки и подняла охающую бабушку Марью. И все дружно гуськом ринулись во двор, выветрить свой ужас.

      На улице начинал накрапывать крупными каплями дождь. Ветер усиливался, предвещая грозу.

      Под впечатлением рассказа, все кучно уселись на крыльце под навесом, освещенном тусклым светом от окна; напряжённо молча всматриваясь в темень усиливающегося дождя.

      Хитрый Батон, вылезший из подполья с довольной мордой – сладко облизывался, безмятежно потягиваясь.

      Где-то вдали сверкнула молния, ненадолго осветив темноту двора. …И внушительный силуэт тени неизвестного чудовища, крадущегося по двору к крыльцу!

      Зоркий котяра сразу вдруг вздыбился, зашипев. И, задрав хвост, трусливо вновь слинял в подполье.

      Опять взвизгнула Алка, задрожав от страха. И на всех остальных передалась навязчивая трясучка. Слышно было даже, как зубы застучали от вселившегося ужаса.

      …Среди тёмной-тёмной ночи, под чёрной-чёрной тучей, промеж частых-частых струй дождя – чмокали слякотью четыре лапы неведанного зверя, приближаясь всё ближе и ближе…

      Наконец из-за угла проявилась промокшая серая знакомая физиономия! И отряхнувшись, разбрасывая многочисленные брызги, забежала на крыльцо к ребятам. Облизав розовым языком по очереди – каждого оцепеневшего, Шкода устроилась у их ног.

      Сердца и душонки быстренько вернулись из пяток и с задворок.

      Сенька, обрадованный благополучным исходом, от пережитого стресса наглаживал мокрую собачонку по голове, ласково приговаривая:

      – Ах ты, Шкода!.. Шкодливая моя.

      На Сенькины речи из просвета двери осторожно появилась подглядывающая голова бабки Марьи и строго приказала всем:

      – Айда спать, постелила я вам кровать. Поздно уже, а домой по такому дождю недосуг идти, промокните.

      В хате было тепло и уютно. Стол был прибран. И на застеленной софе мирно посапывал дед Кузьма.

      Гостям хозяйка предоставила широкую кровать, застелив себе узкую односпальную.

      Мальчишки, раздевшись, быстренько юркнули под пухлое невесомое одеяло, растянувшись в блаженстве на взбитой пуховой перине.

      Аленка забралась на застеленную лежанку русской печки. И, страдая от страшной бессонницы, спросила оттуда бабушку:

      – Бабуль, а правда то, что дедушка рассказывал?

      – Да сочиняет много старый. И страху больше нагоняет, – ответила бабушка Марья, устало зевнув.

      – Ничего не привираю! – живо откликнулся притворный дед Кузьма, – Я там был и сам всё видел!.. И сам Дед Василий мне потом ещё всё дорассказывал. Только вместо русалок, мне всё больше кикиморы всякие казались, – и подкрепил своё утверждение фактом: – Вон, и противогаз тому доказательство.

      Но Марья развенчала большей частью страшилки Кузьмы, дополнив рассказ