И взошла звезда полынь. Александр Жданов

наткнулся он на странное собрание. Солдаты сидели полукругом, передними стоял известный ротный балагур Мальцев, рядом горкой были сложены какие-то вещи. Мальцев поочерёдно выбирал из кучи вещь, поднимал в руке, показывал сидящим и называл цену. Начинались торги.

      – Что это у вас здесь происходит? – как можно строже попытался спросить Радиковский.

      – Известно, что: икцыон, – Мальцев принял важный вид.

      – Какой аукцион? Зачем?

      – Дак это… Губина-то Егора убило. Вот вещички его помаленьку торгуем, – объяснил Мальцев, встретив недоумённый взгляд Радиковского. – Матушке его деньги послать было чтоб.

      Неожиданно Радиковский сел рядом с солдатами:

      – Ну, раз так, то и я куплю что-нибудь.

      Мальцев склонился над грудой вещей и исподлобья хитро переглянулся с другим солдатом, Петровым: «давай-давай, благородие, поглядим, каков на деле». А Радиковскому сказал:

      – Как изволите, ваше благородие, ежели не погребуете, милости просим. Только у нас уговор: всё по-честному.

      – Давай.

      Мальцев извлёк из груды мундштук Губина, тот самый мундштук, что заинтересовал в своё время Радиковского.

      – Пятак, – предложил Мальцев. – Кто больше?

      – Гривенник, – раздалось тут же.

      – Пятиалтынный даю!

      – Двугривенный! – солдаты оживились.

      – Что там двугривенный? Полтину даю! – Вышел вперёд Петров. Солдаты приумолкли. Все знали, что у Петрова деньжата водились всегда, как знали за Петровым и страсть торговаться и сейчас ждали, что скажет Радиковский.

      – Что скажете, ваше благородие? – улыбался Мальцев.

      – Рубль, – как-то даже слишком громко выкрикнул Радиковский.

      «Ишь ты, целковый», – побежал шёпот, и все, как по команде, обернулись к Петрову. Он расправил под ремнём гимнастёрку, оглядел всех и неторопливо, чеканя каждое слово, произнёс:

      – Полтора целковых.

      Цена была невероятная за сущую безделушку, но Петрова обуял азарт.

      – Два рубля! – встал и Радиковский.

      – Ладно, отступаюсь, – смущённо проговорил Петров и отошёл.

      Мальцев забрал у Радиковского деньги и протянул мундштук. И тут подошедший Петров спросил:

      – Ваше благородие, не извольте гневаться, а на что вам Егорова безделица? Вы же и не курите.

      – На память, – очень серьёзно сказал Радиковский, и ему поверили.

      – Вот оно!.. – только и мог сказать Петров, почёсывая затылок.

      Вечером Мальцев разыскал Радиковского, протянул ему завёрнутые в тряпицу деньги и клочок бумаги с адресом:

      – Вы уж подсобите нам, ваше благородие, – замявшись, попросил он. – Матушке Губина отписать бы и денежек этих послать. У вас-то ловчее нашего получится. Татьяной Прокопьевной Егорову матушку-то величают. Подсобите.

      – Сделаю, Мальцев. Всё сделаю, не беспокойся, – заверил Радиковский.

      Почта уходила на следующий день, и Радиковский выполнил обещание, добавив ещё денег.

      XII

      С