Вторая мировая война. Ад на земле. Макс Хейстингс

держать фронт длиной 30 км, в то время как сил у них хватало едва на 5–6 км. Немецкие войска хлынули в страну одновременно с севера, юга и запада, сметая неэффективную оборону, разрывая связи между отдельными частями поляков. Немецкий воздушный флот поддерживал с неба продвижение танков, успевая обрушить сокрушительные бомбовые удары на Варшаву, Лодзь, Демблин и Сандомир.

      Поляки, военные и гражданские погибали под не различающими чина и звания бомбами. Поначалу мало кто вполне сознавал опасность. После первого налета Виргилия, американская супруга польского аристократа князя Павла Сапеги, подбадривала домочадцев: «Вы же видите, ничего страшного: эти бомбы больше лают, чем кусают». Когда в парк усадьбы семейства Сморчевских под Тарногорой в ночь на 1 сентября упали две бомбы, мать вытащила из постели двух мальчишек, Ральфа и Марка, и повела их прятаться в лес вместе с другими детьми. «Оправившись от первоначального шока, – писал впоследствии Ральф, – мы глянули друг на друга и не смогли удержаться от смеха. То-то видок у нас был: куча малолеток, кто в пижаме, кто в пальто, накинутом поверх подштанников. Торчали, сами не зная зачем, под деревьями, кое-кто пытался натянуть противогаз. Мы развернулись и пошли домой»¹⁴.

      Но вскоре им стало не до смеха: польский народ вполне ощутил на себе убийственную мощь немецких ВВС. «Меня разбудили вой сирен и грохот взрывов, – писал находившийся в тот момент в Варшаве дипломат Адам Кручкевич. – Я увидел за окном немецкие самолеты, планировавшие на невероятно низкой высоте и бросавшие бомбы, куда им вздумается. С крыш нескольких домов без толку палили из пулеметов, но ни один польский истребитель не поднялся в воздух. Горожане были потрясены: у них нет никакой защиты с воздуха. Какое горькое разочарование!»¹⁵ Рано утром на город Лук упала дюжина немецких бомб, погибли десятки людей, в том числе спешившие в школу дети. Беспомощные жертвы прозвали безоблачное сентябрьское небо проклятием Польши. Пилот Б. Солак писал: «Воздух над нашим городом наполнился вонью пожаров и темно-коричневым дымом». Он спрятал свой безоружный самолет за деревьями и поехал домой. На дороге ему встретился крестьянин, тот «вел лошадь, чье бедро запеклось густой кровью. Лошадь на каждом шагу тыкалась мордой в землю, содрогаясь от боли». Молодой авиатор спросил крестьянина, куда тот ведет животное (лошадь была ранена осколком снаряда с пикирующего бомбардировщика Stuka). «В город, в ветеринарную клинику». – «Но до города еще шесть с лишним километров!» Крестьянин только плечами пожал: «У меня всего одна лошадь»¹⁶.

      Происходили тысячи таких больших и малых трагедий. Артиллерийская батарея, где служил лейтенант Петр Тарчинский, продвигалась к полю боя. Налетели Stuka; всадники соскочили с коней, попадали ничком. Самолеты сбросили несколько бомб, поразили сколько-то людей и лошадей. Они улетели, всадники вновь сели в седло и двинулись дальше. «Мы увидели двух женщин средних лет и совсем девочку, они несли короткую стремянку. На этих носилках распростерся