С мечтой не прощаются. Марк Москвитин

пару десятков отлупов, сочинитель озверел. И стал писать совершенно зверские вещи. Талант был, и литература позволила вырваться из нищеты. Его книги всегда хорошо продавались. В том числе и у того же Фанкона Яндеса, и у его родственника Сантима Яндеса.

      Свои истории он не только выдумывал. Родовая память, семейные предания хранили много интересного. Он вёл род от чудом спасшегося баронского слуги. Зверь вместо слуги загрыз господина. Слугу никто не осудил: он был безоружен.

      В детстве будущий сочинитель услышал эту легенду от деда, который передал ему рассказы своего деда… «Зверь беспощаден и неуловим. Днём он искусно прячется, отлёживается, а ночью в лесу он подобен лунному блику на стволе дерева. Даже самые искусные и отважные охотники неспособны выследить Зверя. Лапы его источают горький нектар, от которого следы тут же расплываются. Кал его газообразен, отходит бесшумно. Зверь молчалив. Лишь в момент броска он издаёт короткий яростный взрык. И становятся видны его зубы и когти. Да ещё когда разрывает жертву. Куски пожираемой плоти мгновенно тают в его теле…»

      Иногда начинали пропадать селяне, ходившие в лес за хворостом или за ягодами. Это означало, что Зверь стал пошаливать и средь бела дня. Тогда барон, живший в ближайшем замке, на закате солнца опоясывался тяжёлой кавалерийской шпагой, садился на жереба, брал с собой провинившегося слугу и ехал в лес. Зверь разрывал слугу, а господин в это время поражал хищника.

      Но предку невероятно повезло. Зверь бросился не на мелкого и тощего слугу, а на дородного хозяина. Прокусил ботфорт, впился в колено и стащил всадника с седла. Все знали, что пытаться выручить схваченного Зверем бесполезно…

      …С годами сочинитель всё острее чувствовал агрессивность окружающего мира. Эта агрессивность начинала ощущаться и изнутри. Он знал в своём теле несколько заложенных фугасов. И было совершенно неизвестно, когда какой из них рванёт и убьёт. Он вырос в бедной семье. Единственным «наследством» стали болезни, которыми страдали отец и мать. Сейчас, к старости, они прорастали в теле сочинителя.

      …Ушёл домой сын-художник, увёл внучку. Сочинитель остался наедине со своими досадами, стрессами и страхами, со своими фугасами. Спасение было одно: сесть за рабочий стол. Но вместо этого он взял таз с замоченным бельём и пошёл к стиральной машине. Быт заедал со страшной силой, грабил время. Ох, надо ещё как-то набраться решимости, разморозить холодильник…

      Во время стирки он включил радио.

      – …Наш препарат, – говорил задушевный женский голос, – самый комфортный и приятный. Да, у него сравнительно высокая цена. Но переход в лучший мир происходит совершенно неощутимо…

      Сочинитель вполголоса чертыхнулся, щёлкнул обратно. Совсем забыл, что в это время все радиоканалы отданы умертвленцам. Идеологические обоснования, уговоры… Препараты, аппараты… Каждая компания рекламирует своё умертвительное средство как приятнейшее. А таково ли оно на самом деле? Никто же не возвращается, чтобы рассказать. Поэтому оно и не обязано по факту быть приятным.