Гений. Рим Юсупов

пока он юн, и резв, и свеж,

      Чист мыслями в своих мечтах незримых

      И полон ярких, радостных надежд,

      Предчувствием любви неповторимой,

      Ещё пока не знает сладких мук,

      Встреч и разлук, наполненных свободой.

      Ещё пока в обители наук

      В кругу друзей дни юные проводит.

      И ожидая тайный дар вестей,

      Скрывается в своей невзрачной келье —

      К нему немало дорогих гостей

      В его лицей приходят то и дело.

      И среди них писатель Карамзин,

      Историком великим ставший позже.

      Приходит он, конечно, не один,

      Жуковский с ним, и Вяземский с ним тоже,

      Василий Львович, дядя, как всегда,

      В своих суждениях и в шутках вольный.

      В клуб «Арзамас» их он вступил тогда

      Под именем «Сверчок» и был доволен.

VII

      Веселья, шуток полон был тот клуб.

      И чувствуя во всём непринуждённость,

      Едва войдя в смешной, весёлый круг,

      Постиг поэт души освобождённость.

      Здесь можно было юмором блистать,

      Смеяться вслух, восторг свой выражая,

      И недругов своих критиковать,

      Словно в театре их изображая,

      Искусно пародировать их речь,

      Причуды поведения, манеры.

      Клуб «Арзамас» был местом славных встреч.

      Здесь юмор свой черпал поэт, наверно.

      Здесь, в этом клубе, он в себя вбирал

      Смех, шутки, дар божественного слова.

      Уже в то время он осознавал,

      Что не должна быть жизнь всегда суровой.

      Без юмора и нежности души,

      Стихи – они как приговор закона.

      Не зря все чувства добрые нашли

      Приют в сердцах поэтов, в жизнь влюблённых.

VIII

      Однажды Батюшков к нему забрёл,

      Рассеянный, меланхоличный, грустный.

      Он о поэзии с ним речь завёл,

      О чувстве долга всех поэтов русских.

      И помолчав, добавил вдруг потом:

      «И я поэтом честным быть старался».

      Казалось, что-то угасает в нём,

      Но он, как прежде, вспыхнуть не старался.

      И Александр чувствовал, что он

      Давно томится болью непонятной,

      И в грусть, как в сон, всем сердцем погружён,

      И на челе его сомнений пятна.

      Он представлял поэта не таким —

      Философом, ленивцем, резвым в слове,

      Влюблённым в жизнь, весёлым, молодым,

      Которым каждый мог быть очарован.

      Он был таким когда-то, но сейчас

      В нём стихла страсть, ослабло чувств горенье.

      Казалось, с миром вдруг утратил связь

      Поэт, спеша в другое измеренье.

IX

      Не задушевно – тихо, нелегко

      Они простились, навсегда, быть может.

      И Батюшков куда-то далёко

      Ушёл, своею грустью растревожив

      Ум Александра, заронив в него

      Своих сомнений роковое семя.

      И Александр долго никого

      Не принимал и мрачен был со всеми.

      Но время юности берёт своё,

      И он от дум печальных отряхнулся,

      Воспринимая жизни бытиё.

      Опять,