Гений. Рим Юсупов

поэт, мудрец, сановник,

      Привыкший верить в собственный талант,

      Быть признанным, никем неоспоримым.

      Казалось, он уж ничему ни рад.

      И жизнь как будто проходила мимо.

      И пылкие татарские стихи

      Уже ветшали и теряли звуки.

      За все чужие и свои грехи

      Переносил он старческие муки.

      Всё то, чем жил, уже пора в музей.

      И сам ушёл бы, да пока не время.

      Теряя век свой, хороня друзей,

      Державин ждал великого знаменья.

XXVI

      В России был он истинно велик.

      Но быть её единственным поэтом,

      Царём Парнаса, не хотел старик,

      Вот почему не торопился к смерти.

      Он должен был, покой чтоб обрести,

      Найти, увидеть юный, чистый гений,

      И дух свой умирающий спасти,

      И передать своё благословенье,

      Чтоб умереть уверенно: «Жива

      И будет жить поэзия России».

      От старости кружилась голова,

      И иссякали постепенно силы.

      Жизнь превращалась в тихий, грустный сон,

      И угасали мысли, словно искры.

      Но вот однажды был он приглашён

      Министром на экзамен к лицеистам.

      Была зима. У Царского села

      Сойдя с кареты, он пошёл по саду,

      И на него тень прошлого легла —

      Воспоминанья вызвали досаду.

XXVII

      Вечерний зимний сад был молчалив.

      Укутанные снегом изваянья,

      Казалось, дремлют – но ещё был жив

      В них древний дух любви, страстей, желаний.

      Они таились, словно до поры,

      Внутри их душ, под оболочкой камня.

      Их тайные, далёкие миры

      Смущали душу и терзали память,

      Напоминая прошлое, когда

      Цвели, живя любовью и свободой,

      Далёкие отсюда города,

      В иные времена, века и годы.

      Когда-то он описывал в стихах

      И в одах этих жриц, богинь, героев…

      И вот теперь почувствовал вдруг страх —

      И он уйдёт к ним, в круг их грустный скоро.

      Так нехотя и медленно бредя,

      Задумавшись, поэт не торопился,

      Как будто бы из прошлого идя,

      Где собственно давно уж утвердился.

XXVIII

      И всё же к лицеистам он зашёл,

      Хотя и здесь найти отраду трудно,

      Не отдохнуть ни сердцем, ни душой.

      Экзамен. Лепет лицеистов, нудный,

      О тех науках, нужных, может быть,

      Но слишком трудных, не во всём понятных.

      Старались многому здесь научить

      Всех лицеистов, что ж – весьма приятно.

      Но скучно слушать. Впрочем, для него

      Начали чтение. И вот читают

      Стихи свои, чужие и его.

      Державин в них почти что не вникает.

      Всё было, как вчера, так и сейчас —

      Ни новизны, ни свежести, ни страсти.

      Казалось, признак жизни в нём угас,

      В лицей приехал, видимо, напрасно.

      И вдруг как будто всё исчезло, он

      Услышал чистый, звонкий, юный голос:

      «Навис покров угрюмой нощи…» В нём

      Всё ожило, к знамению