Черешенки. Бадри Горицавия

зеркальными отражениями доносят свою запоздалую благодарность до адресата, но случается, что они своими острыми краями впиваются в болезненное тело совести, не застав в родительском доме уже никого. Сколько раз, вылезая из своей уютной, тёплой и сухой кабины, я видел своих уставших отца и мать, мокрых насквозь, забрызганных грязью, промёрзших, но таких счастливых – от того лишь, что я надёжно ограждён от их доли. Конечно, я был им благодарен и тогда, но по-настоящему – лишь спустя много времени. Когда сам вдоволь напачкался, намёрзся, нахлебался.

      Последний абзац – банальность? Возможно. Даже, скорее всего, да. Но случись такое и неведомой силой моей оголённой фантазии перевоплотись эта банальность в кусок сливочного масла, я бы каждое утро намазывал им свой кусок хлеба толстенным слоем. Это точно.

      2-й образ. «Монгол Шуудан»

      Я сидел у дома на корточках. Был босиком, и накалившийся от полуденного солнца бетон жарил мои ступни. Но мне было приятно это ощущение. Когда выскакиваешь без обуви летом на улицу из скучной прохлады дома, и тебя окатывает волной загустевшего от июльской жары воздуха, аж дух захватывает поначалу! А через секунду ты уже скачешь, как перепуганный пленённый кузнечик в стеклянной банке, накрытой ладонью. С ноги на ногу, с ноги на ногу. Смеёшься и щуришься от яркого нового солнца. В детстве оно каждый день новое. Потом то ли кожа ступней привыкает к поначалу такому невыносимому жару, то ли каким-то способом она начинает вбирать в себя столько тепла, сколько сможет вытерпеть. А куда тогда девается остальное тепло? Непонятно мне совсем было это. Я сидел в одних трусах, без майки и долбил ивовой веточкой по муравьям. Было у нас такое нехитрое занятие – долбить по муравьям. Причём оно как-то вполне себе успешно уживалось с другим, также не особо замысловатым занятием – кормить муравьёв. Кормёжка и долбёжка чередовали друг друга в не установленном никем и ничем порядке. Что там срабатывало в мальчишеской голове, что внутри переливалось или пересыпалось одно в другое? Неизвестно. Но что-то такое обязательно происходило, ведь мы точно знали, чем именно нам в определённое время хотелось заниматься. Отломать от ивы или вишни тонкую, гибкую ветку или начать ловить мух, и лучше, конечно, зелёных, жирных. Если мух было ловить лень, а долбить муравьёв тоже не хотелось, тогда приходилось их кормить сахаром. Юркая маленькая ладонь то и дело тайно ныряла в большой мешок, стоящий в коридоре. Родители всегда, и не только мои, покупали сахар сразу целым мешком. Как только его содержимое убывало наполовину, мама объявляла об этом отцу, и он вскоре затаскивал в коридор новый мешок – полный. Часто я ему помогал, мы с ним ездили за сахаром на мотоцикле и вместе тащили тяжёлый мешок с крупным трафаретным словом «сахар» и какими-то печатями на пухлых, плотно набитых боках – сначала из магазина к коляске, потом из неё затаскивали в дом. Мне это занятие очень нравилось из-за того, что отец меня всегда благодарил и называл силачом. А ещё мне нравилось отцовским раскладным ножиком вспарывать